Когда мы сошли на железнодорожной станции Харидвар, пожилой мужчина-мусульманин подошел, поклонился и пал ниц перед Матерью. Г-н Мукерджи заметил: «Чоу, просто посмотрите, как этот старый джентльмен-мусульманин, профессор философии Аллахабадского университета, опускает голову на землю перед Матерью. Как велика Ма!». Матаджи позволила мне сопровождать её в Дхарамсалу в течение некоторого времени, а затем мне пришлось с ней проститься, так как мой поезд на Лахор прибывал около 6 часов вечера. Прежде чем расстался, Ма снова сказала мне, что если у меня будет какой-то духовный опыт, я должен написать ей. Я спонтанно ответил: «Примешь ли ты меня как своего ученика?» Она просто молчала с улыбкой на губах. Солнце садилось над Западными Гималаями, когда я вернулся на станцию, а Ма пошла в сторону Ганги.
11
В течение последних пяти лет у меня было много случаев даршана Матери во время её визитов в Аллахабад, хотя каждый раз я предпочитал приходить к ней инкогнито в том смысле, что я не стремился быть представленным ей.
Я чувствовал, что она всегда знала меня, и она полностью соответствовала всем моим внутренним ожиданиям, (с помощью которых, как я думал, я мог постичь её глубину как Высшего Воплощения Всеобщей Матери. Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения несколькими конкретными примерами, позвольте мне сначала начать с того судьбоносного дня, 30 января 1948 года, когда около 8 часов вечера по радио была передана новость о кончине Отца нации. В то время я сидел в лагере Матери в Магмеле в Аллахабаде вместе со многими другими бхактами, ожидающими её прибытия. Необычным было то, что киртан начался в лагере, где она давала аудиенцию, но она не пришла даже в тот поздний час. Кто-то сказал, что Ма отдыхала по возвращении из Джуси. Многие бхакты ушли, прождав больше часа. Те, кто продолжал ждать, и я был одним из них, были ошеломлены, получив довольно категоричное указание немедленно прекратить киртан, как только пришло известие о кончине Махатмы-джи. Когда я выходил из палатки, меня больше всего занимала мысль о том, что Ма не пришла в тот день для того, чтобы дать даршан, потому что она знала об этой гибели и, возможно, не одобрила бы незваных гостей или указаний назойливых людей.
В другой вечер также в 1948 году, но позже, когда Ма жила в Джуси в Ашраме Шри Прабху Датта Брахмачари, я отправился туда на её даршан по приглашению некоторых моих клиентов, которые также остановились там. Некоторое время я сидел у ног Матери, не зная, что сказать. Она задала несколько случайных вопросов моим клиентам, чтобы узнать, откуда они пришли. Поскольку в то время года понтонный мост разбирался, я спешил вернуться по мосту до того, как стемнеет, поэтому встал, чтобы попрощаться с ней. Она велела одному из своих бхакт принести мне немного прасада. Была минутная задержка, и мне уже не терпелось уйти. Она сделала знак, чтобы поскорее принесли прасад, так как я торопился. Наконец, большой ладду[31] был вручен мне как раз в тот момент, когда я уже уходил, и я нёс его с собой словно приз, выигранный мной за все трудности, которые у меня были, чтобы добраться до Джуси, и получить даршан Матери. Придя домой, я обнаружил, что моя жена страдает от серьезного приступа колик и диареи. С наступлением ночи её болезнь становилась всё хуже и хуже, и никакие лекарства не помогали. Около полуночи я почувствовал, что надежды спасти её жизнь нет, и подумал, что прасад Ма, лежавший у меня в кармане, возможно, поможет ей. Дрожащими руками и с молитвой на губах я втиснул немного ладду в рот моей жены. Вскоре после этого я с радостью заметил, что она заснула, и на этом её болезнь закончилась.
Примерно два года спустя мне снова посчастливилось быть на даршане Матери в доме одного из моих соседей, няне могу описать эффект нескольких слов, сорвавшихся с её августейших уст, рассеявших некоторые сомнения в моём уме. Когда я обнаружил, что она не притронулась к сладостям, которые я принёс для неё, я спросил, почему она ничего не берёт, и рассказал, как её прасад спас жизнь моей жены. Она ответила со своей обычной улыбкой и снисходительностью Богини, что она уже приняла его, и для моего удовлетворения она взяла кусочек и демонстративно положила его в рот. После чего её преданная, известная как Диди, заметила, что у Матаджи не было ни одной крупинки пищи за последние три дня.