В то же время советское руководство стремилось избежать чрезмерного усиления «русского фактора» — в первую очередь принимая во внимание многонациональный характер страны. С этой целью в СССР была разработана и активно внедрялась концепция «советского патриотизма», который определялся как «любовь и преданность своему отечеству, своей родине, чувство ответственности за судьбы своей страны, желание и готовность защищать ее от угнетателей и интервентов»[99]. Этой идеологии придали исторические корни. М. И. Калинин в докладе на собрании партийного актива Москвы в октябре 1940 г. заявил: «Проповедь советского патриотизма не может быть оторванной, не связанной с корнями прошлой истории нашего народа. Она должна быть наполнена патриотической гордостью за деяния своего народа. Ведь советский патриотизм является прямым наследником творческих дел предков, двигавших вперед развитие нашего народа»[100]. Было объявлено, что «советский патриотизм» «совершенно чужд и в корне враждебен всякому шовинизму, всякому чувству национальной исключительности»[101].
Введение обязательного изучения русского языка в СССР не являлось «русификацией». Его целью было лишь создание условий для билингвизма (двуязычия) или, самое большее, формирования «двойной культуры»[102] у «нерусских» народов СССР. В сентябре 1940 г. политбюро ЦК ВКП(б) обязало партийных и советских чиновников, работавших в национальных республиках, изучать язык титульной нации. Отсутствие намерения властей проводить русификацию в том числе проявилось в отказе от реализации программы по обязательному введению русифицированных фамилий и отчеств для коренных народов Азербайджана, Казахстана и Средней Азии[103].
Связь «советского патриотизма» с русским национальным фактором была обыграна властями особым образом: «Советский патриотизм русского народа — это любовь к социалистической родине — отечеству трудящихся всего мира»[104]. Известный журналист М. Кольцов в статье «Русские люди, советские люди» (о полярниках-папанинцах) дал весьма образную, в духе того времени, характеристику связи «русского» и «советского»: «Враги… стараются по-своему истолковать триумф фантастически смелой советской полярной экспедиции… Они объясняют: Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров — это просто храбрые русские люди, успех их — это успех русского национального молодечества, и ничего специально советского, большевистского в нем нет… Да, четверка на льдине — это русские люди, но когда, как не именно под знаменем большевизма, под ленинским и сталинским знаменем, русский народ и все народы бывшей колониальной царской империи развернули свои национальные таланты и доблести, когда, как не теперь, нашли широкие свободные пути, громадные поприща для своих способностей, сметки, героизма, изобретательности, размаха?.. Эти всемирно прославленные путешественники, исследователи, летчики несут в органическом соединении русское и большевистское, личное и сталинское»[105]. Таким образом, М. Кольцов назвал полярника Э. Т. Кренкеля «русским», хотя по национальности он был немец. В таких пропагандистских посылах проявилась характерная черта концепции «советского патриотизма» — смешение русской и советской идентичностей.
Пропаганда активно прославляла «безнациональные» проявления «советского патриотизма», публикуя материалы о «беспримерных в истории подвигах» советских патриотов, «героизме советских патриотов», «семьях патриотов», «демонстрациях патриотов». И. Д. Папанин писал о подвигах полярников, популяризации которых пропаганда уделяла много внимания: «Родина дала нам все, о чем только может мечтать человек»[106]. Особое внимание посвящалось патриотизму в военной сфере: «Красная армия сформировала волевых, всесторонне развитых, преданных родине советских патриотов»[107], «советский патриотизм взял свое у берегов Хасана и на монголо-маньчжурской границе… Наши бойцы бросались в бой на врага с возгласами: „За родину“, „за Сталина!“»[108]
100
1940, 30 октября.
108