18 октября 1960 г. в речи перед собранием Американского легиона в Майами-Бич кандидат в президенты Дж. Кеннеди заявил: «В то время как Советский Союз решил бросить все на совершенствование ракет, мы здесь, в Соединенных Штатах, сократили финансирование ракетных программ. Мы резко сократили наш оборонный бюджет. Мы замедлили модернизацию наших обычных сил, в то время как сегодня Советский Союз в ускоренном темпе создает ракетные ударные силы, которые угрожают нашей способности нанести ответный удар возмездия – и тем самым ставит под угрозу само наше существование»[125].
В ходе предвыборной кампании Кеннеди неоднократно говорил о необходимости преодоления «ракетного разрыва» между США и СССР. Он лукавил. Никакого разрыва не существовало. США в этой области безоговорочно лидировали. Это стало окончательно ясным в ходе брифинга министра обороны США Р. Макнамары 6 февраля 1961 г.
В Москве было срочно проведено специальное заседание Президиума ЦК КПСС. Однако в создавшихся условиях ничего кардинального предпринять было нельзя: версия «глобальной мощи СССР» уже не могла ввести Запад в заблуждение.
На Президиуме ЦК было принято решение: если в течение шести месяцев не удастся решить берлинскую проблему, будут возобновлены полномасштабные ядерные испытания. Советское посольство в Берлине информировало Москву о «драчливом настроении», охватившем высшие эшелоны Социалистической единой партии Германии. По некоторым данным, 70% активистов партии были готовы хоть завтра идти на штурм Западного Берлина.
Нарастание напряженности в конце концов привело к очередному Берлинскому кризису, который длился с июля до конца 1960 г.
Германия против Германии…
В ответ на планы Бонна набрать рекрутов для западногерманской армии в Западном Берлине Восточная Германия выразила резкий протест. Еще более резкие заявления В. Ульбрихта последовали в ответ на решение Бонна провести заседание нижней палаты – бундестага – в Западном Берлине.
Москва поддержала Ульбрихта, заявив: если подобное заседание состоится, она немедленно подпишет мирный договор с Берлином. Напряженности добавило проведение собраний ряда реваншистских организаций, требовавших возвращения в состав ФРГ территории не только всей Германии, но и земель, отошедших после Второй мировой войны к Польше и Советскому Союзу. Западногерманское правительство пригрозило прервать все торговые связи со своим восточным партнером, если социалистический Берлин будет продолжать препятствовать передвижениям из Западной Германии в Западный Берлин.
В октябре 1960 г. В. Ульбрихт на фоне свертывания «внутригерманской торговли» обратился к Кремлю с просьбой о дополнительной экономической помощи.
30 ноября Хрущев встретился с Ульбрихтом в Москве, в ходе Совещания коммунистических и рабочих партий. Присутствовавшие на встрече министр иностранных дел А.А. Громыко и председатель Госплана А.Н. Косыгин не скрывали своего раздражения чрезмерными притязаниями и чересчур воинственной политикой ГДР.
Хрущев, встав на сторону своего восточногерманского партнера, признал: все виноваты в том, что ГДР еще находится в экономической зависимости от Западной Германии, пообещав дополнительную помощь. Однако объем помощи был уменьшен примерно на треть по сравнению с запрашиваемым.
Одновременно он стремился стабилизировать ситуацию, попытавшись открыть новую главу отношений с США после избрания на президентский пост Дж. Кеннеди.
Первоначально Хрущев публично выразил надежду на улучшение отношений между СССР и США, но речью 6 января 1961 г. сам же и разрушил эту возможность. Касаясь природы современных войн, советский вождь особо выделил так называемые «войны за национальное освобождение», которые поклялся от лица коммунистов поддерживать «от всего сердца и без колебаний». Хрущев высказался об опасности ядерной войны и заявил, что конечной целью коммунизма является его победа во всемирном масштабе в «интенсивной экономической, политической и идеологической борьбе, в рамках мирного сосуществования». В этой же речи он вновь заявил о готовности подписать сепаратный мирный договор с ГДР[126].
В целом речь Хрущева произвела очень сильное впечатление на Дж. Кеннеди, который принял ее, по существу, за программное изложение основных целей советской политики в глобальном масштабе. Обсуждению этой речи было посвящено специальное заседание Совета национальной безопасности США.
В то время как Запад был встревожен агрессивностью Хрущева, Ульбрихт, напротив, был глубоко разочарован двойственностью советской политики. 18 января 1961 г. он направил Хрущеву послание на 15 страницах с изложением своей позиции по проблемам политики в германском вопросе и экономики Восточной Германии. Там, в частности, говорилось:
«…Уже два года прошло с момента заявления товарища Хрущева по вопросу о Западном Берлина в ноябре 1958 г. Ныне, в 1961 г., сложились благоприятные условия для ликвидации, по крайней мере частичной, остатков войны в Западном Берлине и Германии, поскольку правительство Аденуаэра не заинтересовано в обострении ситуации накануне кампании по выборам в бундестаг, равно как и президент Кеннеди не желает какого-либо обострения ситуации в первый год своего президентства».
Хрущев объяснил лидеру СЕПГ, что конфронтация с Западом после инцидента с У-2 преследовала скромную, но важную цель – подготовку к переговорам с более выгодных позиций. Избрание Дж. Кеннеди президентом США, полагал Хрущев, дает новый шанс для переговоров с Западом. В итоге оба лидера пришли к единому мнению о том, что вопрос о сепаратном мирном договоре еще не созрел. Также было решено, что правительство ГДР воздержится от односторонних действий в отношении Западного Берлина и «прежде всего режима контроля за пересечением секторальной границы в Берлине». Хрущев условился с Ульбрихтом и о промежуточном решении: если Запад согласится на переговоры, но при этом сохранит в Западном Берлине символический воинский контингент, то на последующие год-полтора это будет приемлемым компромиссом для СССР и ГДР.
До Хрущева доходила информация о том, что в окружении Кеннеди еще не решили, что делать с «германским вопросом». Некоторые заявления американской администрации можно было расценить как поиск компромиссных развязок. Обнадеживали также контакты советских дипломатов с Э. Баром, доверенным лицом бургомистра Западного Берлина В. Брандта, и другими функционерами СДПГ, которые не скрывали своего недовольства чрезмерно жесткой линией К. Аденауэра.
В конце марта в Москве состоял ось заседание Политического консультативного комитета Варшавского Договора, на котором председательствовал В. Ульбрихт. По итогам встречи 31 марта было издано официальное коммюнике, призывавшее «подписать мирный договор с обоими германскими государствами» и превратить Западный Берлин в «демилитаризованный свободный город»[127].
Для демонстрации своей решимости Н. Хрущев прибег к своему излюбленному приему – интервью с известным западным журналистом. На этот раз им стал американский журналист У. Липпманн. Спустя два дня после интервью с Липпманном в СССР впервые в истории человечества был осуществлен запуск пилотируемого космического корабля с Ю. Гагариным на борту. Это был подлинный научно-технический прорыв, поразивший весь мир. Действия Советского Союза застали администрацию Кеннеди врасплох. Его первоочередной проблемой было тогда положение в Лаосе, где поддерживаемое американцами правительство терпело неудачу за неудачей от повстанческого движения, опиравшегося на поддержку Советского Союза.
Ответом Вашингтона стала так называемая доктрина «Кеннеди – Макнамары», предполагавшая резкое повышение оборонных расходов и модернизацию всех видов вооруженных сил.
13 апреля, в ходе визита германского канцлера К. Аденауэра в Вашингтон, было опубликовано совместное заявление двух руководителей государств, в котором были фактически проигнорированы все требования советской стороны и выражалась необходимость «мирного объединения Германии на принципах свободы и демократии».
125
Freedom of Communications. Part 3: The Joint Appearance of Senator John F. Kennedy and Vice President R. M. Nixon. Washington, 1961. P.205.