Трудовое принуждение к защите социалистического государства вызывает вопрос: как объяснить столь тяжелый, угнетающий режим работы? Выражая крайнюю точку зрения, некоторые историки пишут о «крепостных рабочих, насильно прикрепленных к тому или иному заводу»[47]. Другие высказываются более осторожно относительно тотальной «милитаризации» труда в СССР в годы войны. Подобно Крагу, они указывают на de facto слабую трудовую дисциплину, несмотря на всю суровость законов[48]. Вообще этот вопрос вызвал серьезный спор на конференции в Дюссельдорфе, спровоцированный в первую очередь докладом Стивена Барнса «Принудительный труд в советском тылу: ГУЛАГ военного времени». С. Барнс утверждал, что «ГУЛАГ был одновременно микрокосмосом советского тыла и неотъемлемым участником мобилизации советского общества». По сравнению с остальными заключенные ГУЛАГа находились в условиях намного более суровой трудовой дисциплины, более строгих требований к производительности труда, притом уровень их жизни в войну резко ухудшился (это был для них практически смертный приговор, учитывая ужасные условия труда и крайне плохое питание). Но даже в военное время убеждение и политическое воспитание вкупе с принуждением рассматривались как главные рычаги повышения производительности труда в ГУЛАГе. Каким бы экономически неэффективным труд там ни был – а ГУЛАГ являлся важнейшим поставщиком военной продукции, – ГУЛАГ сохранял ключевую функцию «опоры сталинской системы».
В обзоре «будней сельского тыла» Ольга М. Вербицкая решительно указывает на решающую роль женщин в сельском хозяйстве в годы войны. Именно на селе, более чем где бы то ни было, женщинам пришлось взвалить на себя мужскую работу. К 1945 г. они составляли 80 % рабочей силы колхозов, причем в обществе по преимуществу аграрном. В обществе, в котором государство принуждало к труду в сложившихся чрезвычайных обстоятельствах. Трудовой режим, навязанный колхозам, некоторые историки окрестили «сталинской барщиной»[49]. В военное время он стал еще суровее. Убеждая и принуждая под угрозой исключения из колхоза и потери приусадебного участка, сталинское государство обеспечило-таки поставки продовольствия из села в город и на фронт. (В отличие от царской России, потерпевшей крах в войне по большей части оттого, что ей не удалось этого добиться.)[50] В апреле 1942 г., накануне весеннего сева, колхозницы вынуждены были подчиниться увеличению на 50 % минимума необходимых к отработке трудодней, а также безжалостному изъятию семян и повышению налогов. Хотя это и привело их на грань нищеты. Фактически именно они в годы войны снабжали продовольствием Красную армию. Притом женщины в колхозах находились в еще более плохих условиях, чем в городах и на предприятиях. Им отказали в карточках на хлеб. Они вынуждены были полагаться исключительно на личные подсобные хозяйства[51]. Но Вербицкая считает, что именно личные подсобные хозяйства спасли деревню от голода. И вновь мы сталкиваемся с парадоксом: война стимулирует тыл. В целом, «несмотря на огромные нравственные страдания и материальные лишения», исполненная патриотизма решимость женщин-колхозниц не ослабла. Они стали подлинно «вторым фронтом» в войне с Гитлером.
47
48