Я поднял трубку.
— Алеш Соботка — это вы? — спросил довольно приятный мужской голос.
«Ну — началось! — подумал я. — Отец Ладены. Кто еще мог бы спрашивать так идиотски?»
Я оглянулся, посмотреть, закрыта ли кухонная дверь и не услышит ли мой голос мама, и произнес негромко:
— Да. Я вас слушаю.
— У вас есть в Слапех бот?
— Нет. Нету, — отвечал я удивленно и сделал носом долгий выдох.
Сразу отлегло. Потом невозмутимым голосом спросил:
— Это что, новый анекдот?
— Да нет… Нет-нет. Простите. Я разыскиваю в телефонной книге Алеша Соботку. Он мой сосед по причалу. В ботике у него большая течь. Так я хотел предупредить…
— Какая неприятность… — сказал я.
Он поблагодарил и повесил трубку.
— В чем дело? — появилась из кухни мама.
— Там у кого-то тонет лодка, но к тебе это не имеет отношения!
— Перестань, Алеш! От этих подготовок ты, наверно, скоро сбрендишь!
— Нет, правда, тут искали человека, у которого тонет лодка.
Я с укоризной посмотрел на маму.
Но не успела она раскрыть рта, как телефон зазвонил снова.
— Наверно, опять этот, — ткнул я пальцем в аппарат, — посмотришь.
Мама решительно подняла трубку:
— Я слушаю…
Потом сказала холодно:
— Пожалуйста!
И обернулась ко мне:
— Тебя.
— Кто? — спросил я срывающимся шепотом. — Опять этот?
Меня вдруг охватила странная робость.
— Какая-то девушка, — сказала мама, лицо у нее было неподвижно, и я никак не мог понять, что она в ту минуту думала.
Я взял у нее из руки трубку.
Ладена.
Рядом стояла мама. Вот в чем был камень преткновения!
— Алеш! Что нового?
Я долго ничего не говорил.
Наконец мама скрылась в кухне.
— Ты что молчишь? — услышал я опять Ладену.
— Тут была мама, — отвечал я тихо, прижимая к губам трубку. — Говори ты!
— Так, может, в другой раз?
— Нет.
— Пишу тебе письмо, — заговорила она опять.
— Зачем?
— Я люблю писать письма. В письме прошу не назначать на завтра ни с кем встреч, чтоб мы могли увидеться. Уже восемь страниц исписала. Еще пишу, что мы не будем так транжирить. Хоть ты и делал это для меня, я знаю, но все равно не надо. И завтра вместо ресторана пойдем погулять.
— Какая глупость, — сказал я.
— Почему глупость? Погуляем в Стромовке[11]. Я никогда там не была.
— Я говорю о письме, которое ты отправила.
— Я еще его не отправила.
— Ничего мне домой не посылай, понятно?
— Так я его тебе принесу, хочешь?
— Это другое дело… — успокоился я (просто боялся отца с матерью — в этом была загвоздка).
Потом спросил:
— Ты еще «за»?
— Я хочу выиграть пять бутылок, и мне грустно… Без шуток. Потому и хотела тебя услышать. Ничего?
— Ладена… — сказал я приглушенно.
— Так ничего, что я тебе позвонила? У нас сейчас перемена.
— Да. Утром я хотел все бросить и устроиться в контору или продавцом…
— А теперь не хочешь?
— Нет.
— Ну молодец.
— А как твои? — опять обдало меня ощущение страха.
— А что?
— Отец никогда не приезжает в Прагу?
— Не-ет. Вчера я маме отправила письмо. Мы каждую неделю отправляем друг другу письма…
— Так ничего не произошло?
— А что должно было произойти?
Действительно, а что должно было произойти? Мы обменялись еще несколькими фразами, и я повесил трубку.
Около половины второго, с ясной головой, забыв о всех сомнениях и тревогах, я подходил к библиотеке. Через три дня пойду сдавать экзамен. И женюсь. Так я решил. Вот только маму было немного жалко. «Может, она и поняла бы? А может, я еще ей скажу…» — подумал я.
Потом вошел в зал и, отыскав свободный стул, разложил книги и принялся за работу.
7
В четверг я вышел из дому прямо с рассветом. Было морозно, но меня это не волновало — мне было жарко. Особенно горел лоб.
Спал я сегодня с трех и до шести утра. Когда, поднявшись и надев синий костюм, начал завязывать синий галстук с долевой белой полоской, понял, что по крайней мере целое столетие благополучно выскочило у меня из головы. И стал паниковать. Никогда в жизни, кажется, я так перед экзаменом не трясся.