«Я думаю об особом внутреннем родстве немецкого языка с языком греков и их мышлением. Подтверждением того для меня могут сегодня служить французы. Как только они начинают мыслить, то говорят по-немецки. Они убеждены, что своего родного языка им недостаточно… Так же, как вряд ли можно переводить стихи, едва ли можно переводить мышление. Мышление можно разве что описывать. Стоит взяться за дословный перевод, как все изменяется. Было бы хорошо, если благодаря этому… все большее число людей осознало бы наконец всерьез, какие последствия повлекло за собой изменение в греческом мышлении в результате переводов на латынь римлян. То, что тогда произошло, не позволяет ныне до конца осмыслить основные слова понятийно-греческого мышления» [Heidegger, 1976, 217].
Хайдеггер сознательно сводит философско-гносеологическую проблематику огромной важности к проблеме языковой. Изменения в мышлении народов и переосмысление философских понятий происходит не только и не столько за счет особенностей того или иного языка или «внутреннего родства» языков. Основной причиной изменения человеческих воззрений на мир, природу и общество являются социально-экономические преобразования, происходящие в ту или иную историческую эпоху. Древнегреческий язык, язык величайших в человеческой цивилизации науки и культуры, в процессе своего развития уступил место новогреческому языку, созданному на его основе в результате изменения фонетической системы, упрощения грамматического строя и орфографии. Кроме того, древнегреческий послужил фундаментом для создания международной терминологии во многих областях человеческой деятельности и знания, а тем самым для обогащения не только языков многих европейских народов (а не только немецкого языка), но также языков многих народов мира. Абсолютно неправомерно утверждение, что в латинско-римской интерпретации основные категории древнегреческой философии полностью утратили свое исконное значение.
Убежденность в непереводимости одного языка на другой является характерным заблуждением не только Μ. Хайдеггера, но также и многих других экзистенциалистов и их последователей. Подобные представления противоречат исторической реальности. Взаимодействие народов, культур и языков представляет собой, как уже отмечалось, историческую неизбежность и необходимость, а также закономерность:
«Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными»[57].
Широко известно также другое положение Маркса и Энгельса, согласно которому все нации могут и должны учиться друг у друга. Если бы был невозможен перевод с одного языка на другой, достижения одних народов как в области духовной, так и в области материальной культуры не могли бы восприниматься другими народами.
В качестве доказательства несостоятельности экзистенциалистской доктрины можно привести некоторые данные, свидетельствующие о гигантском объеме публикаций в СССР произведений, переведенных с разных языков. Так, выпуск книг и брошюр по целевому назначению в 1978 г. составил 8.491 печ. ед. (тираж 294.594 тыс. экз.), в том числе на русском языке 2.288 печ. ед. (тираж 156.204 тыс. экз.), на других языках народов СССР – 3.572 печ. ед. (тираж 98.442 тыс. экз.). Перевод был сделан со 107 языков. Всего было переведено научной литературы 1.074 печ. ед. с 28 языков, учебной – 1.114 печ. ед. с 47 языков, художественной (без детской) – 1.584 печ. ед. с 60 языков, детской – 1.098 печ. ед. с 68 языков [П СССР, 1979, 54].
Однако успехи в распространении переводных изданий, их растущий объем не должны закрывать собой другое важное обстоятельство:
«Языковые барьеры мешают сделать достижения науки, техники и культуры в должной мере достоянием всех народов через посредство их языков. Достаточно указать на то, что для перевода только с 200 языков нужно создать 39.800 разных словарей, необходима большая армия переводчиков и т.д. Большинство стран мира, особенно малые государства, не в состоянии поставить перед собой эту задачу» [Дешериев, 1978, 13].
Рассматривая человека как существо, находящееся во власти языка, экзистенциалисты не допускают возможности сознательного воздействия общества на язык.
Проблема сознательного воздействия общества на развитие языковых процессов является одной из важнейших в социальной лингвистике.
«Никогда в истории человечества проблема сознательного воздействия на функционирование, развитие и взаимодействие языков не была столь актуальной, как в современную эпоху. Активное воздействие общества на язык осуществляется в самых различных аспектах» [Дешериев, 1977, 254].