Конечно, для якоря братец чересчур непоседлив, но скитаться вместе с ним было вполне сносно. Стоило мне решить, что пусть все остается как есть – во всяком случае, до поры до времени, – как Старый заговорил и разрушил мою вновь обретенную уверенность.
– Не понимаю, в чем тут загвоздка! – ни с того ни с сего выпалил он. – Тьфу!
Сомнения набежали на меня еще большим стадом, чем раньше.
Мне-то казалось, что мы едем на ранчо работать. Но теперь я всерьез опасался, что братец вознамерился провести расследование.
Глава третья
Замок,
или Мы видим сарай, достойный короля
В тот день Макферсоны должны были ждать нас на восточной тропе у Паудер-ривер. Когда мы приехали, остальные новобранцы из «Осиного гнезда» уже собрались: Дылда Джон Харрингтон, высокий и тощий; низкорослый и красномордый Мизинчик Харрис; сутулый и косоглазый Глазастик Смит; Набекрень Ник Дьюри, который вечно нес всякий вздор, а также угрюмый и вспыльчивый Всегда-Пожалуйста Маккой – самый злобный засранец к западу от Миссисипи… да и к востоку тоже, если на то пошло.
Парни согревались безудержной трепотней и картишками, и я мигом присоединился к ним. Старый же просто уселся поближе к костру, закурил трубку и уставился на огонь, вполне довольный обществом собственных мыслей.
Вскоре появился Паук. С ним рядом ехал еще один всадник, и такого странного ковбоя я еще не видывал. Все в нем было желтовато-белесым, даже свалявшиеся волосы и мертвые глаза, словно парня окунули в яичный желток и вываляли в муке. Когда они с Пауком подъехали ближе, я понял, что это негр-альбинос.
– Поскачем все вместе, и чтоб не отставать, – заговорил Паук, не утруждаясь приветствием. – Здесь будете ездить только туда, куда скажут, и когда скажут. Отлучитесь пособирать ромашки – пожалеете.
По его злобному взгляду трудно было понять, уволят нас в таком случае или попросту застрелят. Одежда у Паука была выцветшая и потрепанная, но кольт «миротворец»[2] сиял как отполированный.
– Прежде чем мы двинемся, Будро заберет у вас стволы, – продолжал он, кивнув на альбиноса. – Револьверы, пистолеты в сапогах, ружья – все, что найдется.
Будро спешился, вытащил из седельной сумки пару брезентовых мешков и развернул один из них быстрым взмахом руки.
– В мешок. – Голос у альбиноса был безжизненным, словно доносился из могилы.
Дылда Джон достал пистолет из кобуры, вытащил патроны и бросил все это в мешок Будро.
Остальные даже не шелохнулись.
– Работникам «ВР» оружие носить запрещено. Это закон, – прорычал Паук. – Если не нравится, можете уматывать обратно в Майлз и голодать.
Я бросил на Старого взгляд, который говорил: «Предлагаю поголодать». Но брат уже доставал свой кольт 45-го калибра. Один за другим примеру Густава последовали остальные, хотя Всегда-Пожалуйста Маккой недовольно буркнул, что ему неохота доверять ствол «гребаному белесому негритосу».
Альбинос и глазом не моргнул. Он молча переходил от одного к другому, собирая железо и свинец.
Мой кольт отправился в мешок последним.
Расставшись с оружием, я почувствовал себя скорее арестантом, чем наемным работником, – и по дороге это чувство только усиливалось. Паук ехал впереди, мы, осиногнездовцы, за ним, а его подручный Будро замыкал цепочку. Словно шериф с помощником, конвоирующие банду конокрадов в каталажку… или на виселицу.
Мы ехали на юг уже больше часа, и вокруг были только припорошенные снегом холмы да кустарник. Потом на горизонте появилась точка, которая постепенно росла, пока не превратилась в средневековый замок прямиком из учебника истории – с башенками, шпилями и прочими затейливыми финтифлюшками. Когда мы подъехали ближе, оказалось, что он сложен не из камня, а из сосны и тополя: то ли дворец, то ли сарай.
К тому же совершенно обветшавший: краска облупилась, стекла в окнах были пыльные и закопченные, а в ступеньках крыльца осталась дыра от чьего-то сапога. Недалеко виднелись пара бараков для работников и амбар, которые выглядели еще хуже. Неизвестно, чем тут занимались Макферсоны, но явно не обустройством хозяйства.
– Вам вон туда. – Паук, естественно, указывал на самое убогое строение. – Располагайтесь… и не вздумайте свалить.
После чего сделал именно то, что запретил делать нам, – свалил. Будро остался следить, как мы снимаем сбрую, и глаза у него были холодные и неподвижные, как желтые каменные шарики.