Такое «политотдельское» управление продолжалось относительно недолго – до вытеснения оккупантами в начале марта 1942 г. отрядов 5‑го района в Крымский заповедник, после чего регулярная связь была утрачена. Только 10 апреля после прибытия в Севастополь группы Чухлина – Кобрина ВС Приморской армии заслушал отчет политотдела «О состоянии руководства партизанским движением в Крыму» и принял по нему соответствующее решение. Политотделу было предложено усилить партийно-политическую работу в отрядах и среди населения, штабу армии – ставить отрядам боевые задачи, направленные на срыв операций противника, исходя из обстановки, складывающейся на фронте, для чего регулярно направлять в 3‑й и 4‑й районы боевые приказы и организовывать связь самолетами. В этот день Военным советом Приморской армии было принято решение чрезвычайной важности для партизан – об оказании им продовольственной помощи с привлечением авиации Черноморского флота.
Начиная с 10 апреля у заместителя командующего партизанским движением Крыма по отрядам юго-западного Крыма майора Г. Л. Северского наконец-то появилась возможность установления радиосвязи с Севастополем и даже с Москвой, и он получил, в числе прочих, от политотдела Приморской армии указания на некоторые перемещения командного состава в 3‑м и 4‑м районах, о чем доложил Мокроусову через связников. Так как отдельные из этих распоряжений противоречили требованиям ВС Крымского фронта, командующий партизанским движением 24 апреля по радиосвязи обратился в Военный Совет Крымфронта, которому до 21 апреля подчинялся Севастопольский оборонительный район со всеми своими формированиями. 27 апреля от начальника разведотдела фронта В.М. Капалкина пришла радиограмма: «Директивы Приморской армии не выполнять. Им сообщено о том, что руководство партизанами будет исходить только от Военного совета фронта…»[246].
Такое решение Военного совета Крымского фронта накануне третьего решающего штурма Севастополя, в условиях установления Г.Л. Северским радиосвязи с командованием СОР и полном отсутствии у него радиосвязи со штабом Крымского фронта (из-за проволочек Н.Г. Селихова с отправкой предназначавшейся Северскому радиостанции с радистом, сброшенных во 2‑м районе) было расценено Мокроусовым и Мартыновым как местничество, из-за которого бедствующие 3‑й и 4‑й партизанские районы могли лишиться кровно необходимой им помощи. Видимо, командование Крымского фронта было совершенно уверено в своей скорой победе на Керченском полуострове, которая приведет к полному освобождению Крыма и мыслила такими категориями. Ясно, что это явно влияло на процесс взаимодействия с партизанскими формированиями в крымском лесу.
После падения Севастополя, политотделу Приморской армии к началу июля 1942 г. удалось вырваться на Кавказ. В Краснодаре уже батальонный комиссар Рыбалкин напишет бравурный отчет в ГлавПУРККА о руководстве партизанским движением в Крыму, подписанный Бочаровым, согласно которому весь урон, нанесенный оккупантам крымскими партизанами с ноября 1941 г. по июль 1942 г., стал возможен только благодаря эффективному руководству партизанским движением со стороны политотдела Приморской армии. Ясно, что эти обобщения весьма далеки от реальности. И все же они повлияли на взаимодействие органов разведки с партизанами. А еще явно показали сложность ситуации и явную незрелость органов руководства партизанским движением, негативные принципы и подходы в важном деле сопротивления оккупантам.
Можно констатировать, что в течение первого года борьбы (с ноября 1941 по конец октября 1942 г.) партизанским движением в Крыму с переменным успехом пытались руководить совместно или поочередно: пять фронтовых (Кавказский, Крымский, Северо-Кавказский, Закавказский, ЧГВ Закавказского) и один армейский (Приморская армия), три партийных (обком партии, оперативная группа обкома и подпольный обком), НКВД Крымской АССР и два специально созданных органа управления партизанскими силами (ЦШПД и ЮШПД).