Эту новую букашку ошарашенная Антония еще не знала. Задетый хамским поведением бражника, Милош среагировал быстрее, чем она. Он надвигался на хозяина, предъявляя удостоверение, красный от бешенства, готовый к бою.
– Слушай меня внимательно, свинья! Продолжишь молчать – и согласно статье 78-5 Административного кодекса заплатишь за правонарушение тремя месяцами заключения под стражу и штрафом в три тысячи семьсот пятьдесят евро.
«Заплатишь». Волшебный глагол для убеждения упрямцев.
– Это я, что надо?
Антония покатилась со смеху. Процитированная Милошем статья относилась лишь к особо тяжким случаям. Но, раз грубиян повелся на развод, комиссар тоже пригрозила:
– Будьте полюбезнее, мсье Жуфлю, иначе мы можем и рассердиться.
– Знаю, вы на все имеете право.
– Ошибаетесь, мы применяем закон.
– И поэтому пришли ко мне?
– В какой-то смысле: у нас к вам пара вопросов.
– О чем?
– О вашем распорядке дня.
– А именно?
– Убит Бонелли.
– Читал об этом в газетке и ни слезинки не проронил.
– А еще Брибаль и Йозевич. Вокруг дела «421» появляется много беспорядка.
Лицо бражника оставалось непроницаемым. Никакой реакции. Только жующие челюсти работали вовсю.
– У тебя гости, папа?
Антония и Милош крутанулись на сто восемьдесят градусов – узнать, кому принадлежит голос. Широкими шагами к ним приближалась копия Жуфлю. Но более молодая и привлекательная, лучше сложенная.
«Гляди-ка, вот и сынишка! А парень недурно скроен. В семействе чешуекрылых отец – бражник, отпрыск – адмирал. Красивая бабочка с разноцветными крыльями. Было б мне лет на десять поменьше, охотно бы наколола его на булавку. Да ладно, Жак, не ревнуй, я давно остепенилась, а его возраст подходит к сорока – навскидку. Так, в сторону мои глупости, у нас два Жуфлю по цене одного. Признай, что поездка того стоила».
– Добрый вечер, – произнес адмирал. – Марк Жуфлю. С кем имею честь?
Вежливое обхождение сына сгладило впечатление от вызывающего поведения отца, но тот в ярости перешел к прямым оскорблениям:
– С ищейками, парень! Пожаловали доставать нас насчет пожара в клубе!
– О нет! Только не это!
– Говорят, после Бонелли пришили Брибаля и Йозевича.
– Черт, печально… Но чем мы можем помочь?
Жуфлю-сын держался приветливо, учтиво, галантно. И в ответ Антония плеснула масла в огонь.
– Успокойтесь, мсье, всего лишь формальная проверка. Я комиссар Арсан, это мой помощник лейтенант Машек. Скажите, где вы были последние три дня, и обещаю больше вас не тревожить.
– Нет ничего проще, комиссар: здесь. Мы готовимся к ежегодному лову, это совсем как жатва у землепашцев.
– Неподходящий момент покидать хозяйство.
– Именно. И еще добавлю, что отец с трудом передвигается. Что бы он ни делал, нужна моя помощь.
– Или помощь вашей сестры, которую мы встретили на ферме.
– Да, с той разницей, что Лидия живет здесь.
– А вы нет?
– Нет, комиссар, я живу в Треву [27], рыбоводством занимаюсь лишь периодически. Настоящая моя профессия – преподаватель философии. И вам не нужно спрашивать, почему я здесь нахожусь: в среду в лицеях нет занятий.
«Смотри-ка, учитель! Теперь все понятно: язык, манеры, умение держаться. Ладно, Жак, molto bene, с ним нужно поаккуратней. Сноровистый парень, лучше следить за выражениями».
– Хорошо, мсье Жуфлю, верю. Заметьте, я не спрашиваю, могут ли соседи подтвердить ваши слова.
– Зря потеряете время, комиссар. Vae soli! Горе одинокому! Со времен процесса «421» в дом Жуфлю больше не ходят в гости. И даже если бы и ходили! В деревне каждый шпионит за соседом, но никто вам не расскажет.
Антония кивнула – знакомый феномен.
Взлетела цапля. Подождав, пока птица не исчезнет из виду, комиссар продолжила:
– Прежде, чем оставить вас в покое, спрошу еще одно: не бродил ли вокруг в последние дни незнакомец – довольно высокий, с бородой, в шляпе и в черном пальто?
Услышав вопрос, старик нарушил молчание. Резко, необузданно, на грани нервного срыва.
– Бродил! И не один, я видел множество, они оплакивали своих детей! В понедельник на руины клуба приехало несколько десятков.
– И повод был – десятилетняя годовщина драмы.
– Думаете, я не знаю? Уже десять лет я не сплю – вижу кошмары, бодрствуя.
– Вы перевернули страницу, мсье Жуфлю, и заплатили за свои ошибки.
– Шутите, комиссар? Назовите хоть одну из них! Я был мэром маленькой деревни, достаточно сведущим, чтобы решать проблемы с землей, но не с дансингом. Доверился тем, кто делал вид, что знает – вот в чем я ошибся!
Бражник выплескивал из себя килограммы желчи. На всякий случай Антония не препятствовала извержению – а вдруг хоть грамм был бы полезен.
– Весь кантон желал открытия этого клуба, а потом все бросили меня! И я получил сполна: штраф, условный срок, отзыв мандата! Я не говорю о худшем! Пусть лучше сын расскажет!
Он выплюнул табачную жвачку, почти задыхаясь.
– Теория айсберга, – подхватил адмирал, – все эти несчастья – лишь видимая часть.
– А что вы подразумеваете под скрытыми двумя третями?
– Адскую спираль, комиссар. Мать не перенесла бесчестья и умерла от горя. Моя сестра-близнец последовала за ней в могилу.
– По тем же причинам?
– О, она была серьезно больна. Скажем, дело «421» не улучшило ее состояние. Затем произошел развод моей другой сестры, Лидии. Муж потребовал от нее порвать с отцом.
– Как добродетельно.
– Добро пожаловать в деревню, здесь ничего не прощают.
Антония чуть не призналась, что хорошо знает местные нравы. Городок, где она выросла, находился неподалеку.
– И, чтобы довершить картину, меня бросила невеста. Но я философ, утешился быстро. Потерял одну – отверг десяток. Пуганая ворона, слышали?… Возможно, двенадцатая по счету окажется той, что надо.
Жуфлю-младший улыбнулся, помедлил, дав полицейским переварить откровения. И довершил исповедь, уставившись зелеными глазами в голубые глаза Антонии.
– Буду искренен, комиссар: я не знаю, кто убил вашу троицу, и не сказал бы, если бы и знал.
– Ясно и обжалованию не подлежит. Честность заслуживает уважения.
– И совершенно в духе предыдущего трюизма: в деревне ничего не прощается. Мерзавцы обманули слишком много людей и заплатили по счетам.
Что возразить на эту крестьянскую мораль? Не настолько уверенно чувствовала себя Антония, чтобы читать нотацию. И она предпочла промолчать, чем произносить слова, в которые не верила больше.
Опрос подошел к концу.
Прощание было сведено к минимуму.
Затем, не обмениваясь впечатлениями, Антония и Милош двинулись в обратный путь. Дворняга вернулась к привычному лаю. Не проронив ни слова, полицейские отъехали от фермы под аккомпанемент настойчивых переливов. Молчание продолжалось до въезда на шоссе, где Антония вдруг приказала:
– Сверни направо, хочу проверить кое-что.
– Куда направо, патрон?
– В сторону кладбища, вон оно. Это ненадолго.
Милош подчинился с некоторой опаской. Темнело, каждая потерянная секунда означала, что придется продолжать путь ночью.
«Зря волновался», – успокоился Милош, подъехав к кладбищу. Крошечному – в соответствии с числом жителей деревни. Свободно вздохнув, он припарковался перед решеткой входа.
– Повезло, патрон, еще открыто.
– Жди в машине, я буду через пять минут.
– Могу узнать, что вы ищете?
– Фамильный склеп Жуфлю – профессиональное любопытство.
Антония ничего не добавила больше и убежала к могилам.
Чем заняться одному, без радио? Убивая время, Милош откинулся на сиденье и принялся считать кресты, видневшиеся над изгородью. Произведя инвентаризацию и осмотр, невесело задумался: «Кованые, мраморные, каменные… Скромные, средних размеров, огромные – настоящая борьба за власть ad patres. Даже после смерти многим нужно отличаться. Богат на этом свете – на кладбище самое большое и богатое распятие! А жалкий покойник имеет право лишь на маленькое! И на кладбище тщеславие, а во имя чего? Все мы окончим прахом…».