Но я ответил, что менять ее не буду.
В 1963 году мы играли с тбилисским «Динамо» в Москве, а у грузин такая балда[6] была! В «Лужниках» собрались сто три тысячи и еще тысяч пятьдесят – вокруг стадиона. Я вышел на замену при счете 1:1 и сразу же забил! 2:1!
На следующий день Старостина вызвал к себе идеолог ЦК Михаил Суслов. Николай Петрович мне потом передал их диалог.
– Это что у тебя там за фамилия? – спросил Суслов.
– Посмотрите, как народ его принимает, – парировал Старостин.
Больше его на эту тему никуда не вызывали, прямых гонений на меня за еврейские или немецкие корни не было. Но время в политическом смысле было сложное.
Отец у меня был еврей. В ЦСКА играл Борис Разинский, в «Торпедо» – Давид Паис, а потом Миша Гершкович. Пробились не потому что евреи, а потому что талантливые ребята. Ну а в сборную я не попал еще и из-за страшной конкуренции. В том поколении можно было составить пять-шесть почти равных сборных. Одних крайних нападающих, кроме меня, сколько было – Апухтин, Численко, Месхи, Еврюжихин, Метревели, Хусаинов.
Скорость моя – да, но у нас многие были быстрые. Численко, Хусаинов, Месхи… Никогда в жизни не говорил, что быстрее всех. Ведь одно дело – просто бежать, а другое – на скорости еще и мяч контролировать.
Когда «Спартак» играл с «Торпедо» или с киевским «Динамо» – надо было видеть, что творилось в «Лужниках». Такое было впечатление, что трибуны сейчас разломятся напополам и все рухнет. А какие футболисты! Уверен: будь у нас открытая страна, имей мы возможность выехать и играть за любую профессиональную команду на Западе, у нас бы половина высшей лиги выступала в «Милане», «Барселоне» и где угодно. Великолепное поколение, просто чума. Притом что мы были зажаты, жили по инструкциям ЦК КПСС. Но витал какой-то фанатизм, и таланты были потрясающие! Хотя никто этих ребят не обучал, условий не было. Что их могло обучать – Ширяевка? Пыльное поле без травы, которое во время игры пять раз машина поливала?
Все таланты рождались во дворе. И в следующем поколении так же было – Юра Гаврилов, Федя Черенков… Это сейчас в футбольном мире творится полное безобразие. Ни за что деньги платят! Читаю, что Карпин хочет выставить Билялетдинова на трансфер. А как ты его отдашь, если он получает три миллиона евро? И за что получает? Пешком по полю ходит, в Англии потерял все, что у него было. И не он один. Это был отвратительный опыт для наших футболистов, потому что играть не умеют. Они думают, что если раз-другой по мячу ударили, то все сразу получится. Там надо полностью отдаваться игре, а они здесь привыкли дурака валять. Никто не зацепился, вообще никто. Там из России ждали игроков, которые любой клуб поднимут, а вроде известные наши футболисты так обкакались! И сейчас их все меньше и меньше зовут.
Это от избалованности, разболтанности. Наши футболисты – как жирные, упитанные коты. Не дай бог что-то сказать им, тебе в ответ моментально прилетит, как Эмери от Дзюбы: «Тренеришка». Или Широков что-нибудь покажет трибуне.
Меня тоже зрители обижали часто. Кто-то Электричкой называл, а кто-то – Всадником без головы, бестолковым. Ну и что? Нельзя даже на Всадника без головы обижаться. Болельщик имеет право говорить все, что хочет, а футболист должен понимать: он играет для него. Благодаря болельщику он стал миллионером. Не надо из себя никого строить, ты просто футболист!
Наше поколение отличалось от нынешнего. Мы были голодные, неустроенные, жили в безобразных условиях, но умели не обращать на это внимания. У нас единственной любовью был футбол. А когда я узнал, что мне еще и деньги будут за него платить… Так и спросил Никиту Павловича Симоняна, первого моего главного тренера в «Спартаке» – за что, мол?
– Как, за что? За работу твою.
Хотя профессии «футболист» тогда не существовало, и в трудовой книжке было написано «Инструктор по спорту».
Я родился в феврале 1942 года. Сам не знаю, как мое поколение выжило. Матери по гроб жизни благодарен, не представить, через что она прошла. Уже после войны работала связистом, оператором в научном цеху у «Красных Ворот», связанном с разработками Константина Циолковского. Это нас и кормило.
Отца у меня как бы и не было – ушел на фронт, потом вернулся, но бросил нас с братом и сестрой. Один кусок хлеба мы делили на троих. Только в 1949-м карточную систему отменили, до того питались по карточкам. В итоге выросли приличными людьми.
А на то, что увлекся футболом, повлияла черная тарелка, репродуктор, с голосом Синявского, который так здорово вел репортажи, особенно из Англии, когда динамовцы туда поехали! Он вещал на всю нашу коммуналку у трех вокзалов, на пять-шесть комнат. Мне три года было, а я не то чтобы отчетливо, но помню.