Шарага пыталась преодолеть свою робость перед китайским убранством тем, что без передышки пила; Клара пыталась преодолеть свою робость перед Шарагой тем, что безостановочно ей подливала. В короткое время выпили очень много.
Сюзанна была подавлена: Редж и Роза начали обжиматься. Она решила, что со стороны Хагета просто низость позабыть о Кенни в день его рождения.
— Это Кенни Мартин, — сказала она Кларе, — ему сегодня исполнился двадцать один год.
Если одежда Кенни Клару смутила, то его большеглазое лицо — нечто среднее между Джоном Китсом и кретином — ее попросту встревожило. Однако она подумала, что человек с такой «интересной» внешностью вполне может оказаться молодым гением.
— Не представляю себе, что может быть прекраснее этой поры, когда вам двадцать один год и вся творческая жизнь впереди, — сказала она.
Кенни не ответил. Его в отличие от Шараги не слишком поразило китайское убранство — ему приходилось бывать и в более роскошных апартаментах с потайными коктейльными буфетами и встроенными барами.
Клара сделала еще одну попытку.
— Писательство — ваша побочная профессия? — спросила она.
Кенни обернулся и посмотрел на нее.
— Понимаете, — сказал он, — мне надо послушать, что Хагет этому говорит. Мне это важно.
Клара опять залилась густым румянцем, но, вспомнив, что молодым гениям вообще свойственна такая странная бесцеремонность, решила не обижаться и ограничилась тем, что стала подливать Кенни еще чаще, чем другим.
В скором времени Хагет от вежливого разговора на практические темы перешел к изложению доктрины. Он очень верил в свою силу убеждения. Тристраму Флиту, убаюканному предварительными любезностями, льстил этот мужской разговор с представителем авангарда. Он не принадлежал к числу тех литературных деятелей, которые сделали себе профессию из умения легко находить общий язык с молодежью, и теперь жалел, что тут нет его сверстников, что некому быть свидетелями его удивительного успеха. Он вдумчиво кивал жестикулирующему Хагету.
Кенни подсел к ним поближе и глазел на них, как на рыб в аквариуме. Вокруг этой маленькой группы сгущался дым, и сквозь него видна была все сильнее пьяневшая молодежь, которая то обнималась и целовалась, то вдруг, напряженно выпрямившись, с пьяным преувеличенным почтением внимала их беседе. Даже Сюзанна с ее короткими растрепанными волосами и красным загорелым лицом стала похожа на подгулявшего студента из крикетной команды. Клара скользила и сверкала в дыму, как грациозная серебристая рыбка. Она чувствовала, что вечер удался, но не позволяла себе расслабиться.
Кенни все сильнее клонило ко сну. Речения Хагета доносились до него внезапными порывами и тут же выветривались. Но то, что до него доходило, представлялось его замутненному уму откровением, которого он жаждал.
— Всякое видение есть субъективное видение, — говорил Хагет. — Я составляю свои собственные карты и прокладываю на них свои собственные пути. Если люди решат последовать за мной, они обретут свое спасение.
— Но вы так строго стережете свои секретные зоны. Вы слишком хорошо храните тайны. Вы не обнародовали своего Акта о защите Королевства[42], — отвечал мистер Флит. Все это оказалось значительно легче, чем он думал.
— Это мое королевство! — выкрикнул Хагет. — И я должен защищать его, как умею.
По выражению лица Хагета Кенни видел, насколько это все серьезно. Позже он услышал протестующий голос Хагета:
— Боже милостивый! Конечно, Руссо был безумен. Да заслуживал ли бы он иначе разговора? Если вы застряли по эту стороны рассудка, вы угаснете среди таких же безликих людей, заблудитесь в бесплодной пустыне разума. Вы же сами понимаете, что единственная надежда лежит в тонких и сложных движениях духа за гранью разума. Да даже как эстет вы не можете этого не признать. Ведь только там и осталось прекрасное. Возьмите Блейка, возьмите Мопассана в его последние дни, возьмите духоборов и последователей Изрееля. Да любой сумасшедший скажет вам больше о подлинной истине, чем дураки вроде Юма и Бертрана Рассела.
— Хм, — сказал мистер Флит. — Безумие сродни умам великим[43]. Понимаю. — Все оказалось гораздо банальнее, чем он думал. Разговор этот ему порядком наскучил.
Потом опять сквозь дымку, более густую, в комнате, обнаруживающей все большую склонность к вращению, до Кенни донеслись слова Хагета:
— Ну что ж, конечно, если вы не видите заговора гуманистов, скрывающих Правду, которую они предали…
— Вы серьезно считаете, — спросил мистер Флит, — что это умышленный заговор?
42
Акт о защите Королевства (иначе — Закон об обороне страны) принят в ноябре 1914 года. По этому закону, в частности, были национализированы пути сообщения и отрасли промышленности, прямо или косвенно работавшие на оборону, и сильно упрощена полицейская процедура.