В связи с тем, что объектом деятельности политической полиции была вся сфера общественной и государственной жизни, у нее не было возможности занять беспристрастную позицию в отношении изменявшихся условий политической жизни в стране. Хотя в определенном смысле она была в нее вовлечена. Поэтому следует также с осторожностью оценивать многочисленные высказывания полицейских руководителей об аполитичном характере подчиненной им службы безопасности. Можно сделать предположение, что в 1918–1926 годах руководящие кадры политической полиции в своем большинстве выражали симпатии «Народной демократии» и в меньшей степени противоположной группировке, связанной с личностью Юзефа Пилсудского.
Подтверждением этого предположения являются примеры поведения сотрудников ГП в ходе важных политических и государственных событий в 1918–1926 годах. Еще до создания Государственной полиции, в начале 1919 года, руководитель Разведывательного бюро МВД М. Струдлик принимал участие в подготовке и осуществлении государственного переворота правыми силами с целью свержения правительства Енджея Морачевского в ночь с 4 на 5 января 1919 года. Тогда проявились симпатии руководства этого подразделения МВД к политической и общественной программе «Народной демократии».
Действия столичной полиции во время президентских выборов в декабре 1922 года были также неоднозначными. Сначала она допустила выходки боевых групп Демократической партии во время голосования в Национальном собрании, а затем сделала возможным проведение демонстрации с жестким поведением молодежи из Демократической партии в отношении членов Национального собрания и вновь избранного президента Габриеля Наратовича. В конце концов, невыполнение полицейскими органами основных обязанностей в сфере обеспечения личной безопасности президента сделало возможным совершение покушения на его жизнь 16 декабря 1922 года в Захеньче. Указанные примеры служебных недостатков в работе полиции позволяют сделать вывод, что руководство ГП относилось неприязненно к Габриелю Нарутовичу как к президенту.
Своим поведением Государственная полиция давала понять, что она отождествляет себя полностью с политическими целями и жестокими методами действий «Народной демократии». В то время, когда Демократическая партия без обиняков атаковала левых и национальные меньшинства и выбранного ими президента, угрожая переворотом, представители ГП и государственная администрация своей нерешительной позицией в определенной степени заявили себя сторонниками правых боевых групп. Это понятно, так как руководство ГП и государственной администрации оставалось тогда в руках людей, связанных с Демократической партией или иными правыми группировками. Директором Департамента общественной безопасности и прессы МВД был Стефан Урбанович, сочувствовавший «Народной демократии», Главным комендантом Государственной полиции являлся Виктор Ношовский, помещик, бывший офицер австрийской жандармерии, а обязанности комиссара правительства в столичном городе Варшава исполнял Марьян Божецки, в будущем сенатор от Народной партии, не скрывавший своих симпатий к правым. В то же время за столичную полицию были ответственными инспектор Юзеф Сикорский, подинспектор Эдмунд Чиновский и надкомиссар Хенрик Гостыньский, также более или менее связанные с правыми силами.
Не совсем понятным было поведение тогдашнего министра внутренних дел Антони Каменьского. Маршал Сейма Мачей Ратая и премьер Юлиан Новак в своих воспоминаниях отмечали, что поведение министра в критические дни можно было определить во всех отношениях «как странное». Несмотря на замечания депутатов, Каменьский постоянно информировал об обеспечении выполнения подчиненными ему службами всех требований безопасности и одновременно производил впечатление растерянного и не способного ни на что человека.
Новый руководитель кабинета и одновременно министр внутренних дел Владыслав Сикорский в январе 1923 года уволил из рядов ГП несколько высших сотрудников: Сикорского, Гостыньского, Урбановича, Килиньского и Маньковского, наиболее ответственных за действия полиции в декабре предыдущего года. Однако несколькими месяцами позднее, когда остыли страсти, кипевшие в обществе, они снова были приняты в полицейский корпус, несмотря на публичные заверения в Сейме нового министра внутренних дел Владыслава Керника, что возвращение этих людей в полицию невозможно.
В то же время пилсудчики также предпринимали попытки завоевания влияния в рядах ГП. Эта сложная политическая ситуация в стране вызвала внутреннее разъединение полицейского корпуса. В результате этого Главный комендант ГП Хошовский издал специальный приказ, в котором отметил: «Происшествия последних дней и невиданный в истории Польши отвратительный факт покушения на жизнь президента РП вызвали возмущение населения и понятное в такие минуты волнение общественного мнения. Полицейские споры отразились эхом также и в зданиях государственных ведомств. С учетом того, что комментирование тех или иных политических событий в учреждениях и ведомствах государственными сотрудниками мешает нормальной работе и может вызвать нежелательные конфликты и неприязнь, предупреждаю всех сотрудников, чтобы они занялись нормальной работой и, прежде всего, обеспечивали сохранение служебной тайны». Удивительным явлением стало то, что уже стала забываться роль ГП в декабрьских событиях. В то же время заметно просматривалась проблема сплоченности полицейского корпуса, так как все чаще дело доходило до углубления политических конфликтов в его рядах.
В 1923 году произошла целая серия покушений с применением взрывчатых веществ, что вызвало большое беспокойство у общественности. Необходимо отметить, что полиция очень быстро установила 2 подозреваемых лиц в совершении этих действий — В. Бачиньского и Е. Вечоркевича, офицеров ВП и легионеров. Это вызвало спекуляцию о политической основе покушений. С одной стороны, согласно ведомственной (полицейской) версии, это была диверсионная акция отечественных коммунистов, а с другой — ее трактовали как попытку скомпрометировать правыми силами бельведерский лагерь, связанный с личностью Пилсудского. Действия служб политической полиции по этому вопросу шокировали отсутствием объективности, запутанностью в политической интриге и, прежде всего, становились доказательством специфического понимания независимости этих служб. По вышеуказанным причинам Комиссия администрации и внутренних дел Сейма выделила депутатов С. Козицкого и Адама Прагера для расследования этого дела.
Прагер в своих воспоминаниях, изданных после войны в Лондоне, посвятил много места описанию механизмов функционирования политической полиции, а также как многолетний член комиссии Сейма раскрыл подоплеку многих политических афер, которые она расследовала. Главным «героем» всех дел был руководитель Варшавского управления политической полиции Юзеф Пёнткевич, которого Прагер представил следующим образом: «Пилсудчик, с помощью левых политиков получил свою должность… был интеллигентным, сообразительным, общительным человеком, производил впечатление интеллектуала. Он был лишен моральных сомнений, и ему казалось, что к его задачам относится выстраивание политики». Достаточно поверхностный анализ контрразведывательной работы полиции, произведенный комиссией Сейма, показал, что в ее деятельности господствовал принцип Макиавелли — цель оправдывает средства. Пёнткевич в беседе с членами комиссии, защищая линию деятельности политической полиции, цинично заявил: «Необходимо выбрать — кому верить, — Багиньскому и иным коммунистам, или тому, кто их выслеживает, и Чехновскому (полицейский информатор. — Прим. А. М.), который ему в этом помогает».
Представленный эпизод из деятельности специальных служб II РП является прекрасным примером того, что в демократических государствах раскрытие способов и методов деятельности этих служб всегда вызывало потрясение среди высших государственных властей. Трудно признаться в том, что в странах с демократическим правлением также должны действовать службы, применяющие оперативные методы, часто осуждаемые с моральных позиций.
Переворот 1926 года был мероприятием, подготавливаемым с определенного времени узкой группой преданных Пилсудскому лиц. Они решали задачу по внедрению своих людей в институты органов государственной власти различных уровней. Такому проникновению была подвергнута также и полицейская среда. Spiritus movens[20] лагеря пилсудчиков в органах Государственной полиции — Владыслав Ярошевич — в начале 1920-х годов был уволен из ГП, но, однако, сохранил много контактов и знакомств. Можно принять версию, что во многих полицейских округах находились сотрудники полиции, не только симпатизировавшие Пилсудскому, но и поддерживавшие конспиративную связь с участниками готовившегося переворота. Таким человеком был Мечислав Лелива Лиссовский, руководитель поморской Государственной полиции. Он еще перед майским переворотом вместе с воеводой Станиславом Ваховяком принимал участие в политических консультациях, организованных Пилсудским. В определенной степени благодаря ему поморская полиция не приняла участия в братоубийственной войне, что было успехом лагеря пилсудчиков. Только руководство силезской полиции отреагировало на призыв правящих властей и направило полицейские отряды в столицу. Несмотря на отсутствие непосредственных источников по вопросу отношения ГП к майскому перевороту, можно выдвинуть несколько общих предположений.