Изначально в словосочетании spiritus animalis, употреблявшемся в классической и средневековой латыни, слово animalis имело значение «животворящий» или «присущий душе», а все сочетание означало духовную энергию и жизненную силу [12], [13]. Но в современной экономической науке это понятие приобрело несколько иной смысл. Оно используется для обозначения всего неупорядоченного и нелогичного в экономике и одновременно характеризует то, как мы ведем себя в неоднозначных или неопределенных условиях: впадаем в ступор или энергично преодолеваем свой страх и нерешительность.
Как и семейная жизнь (которая включает в себя периоды согласия и споров, счастья и подавленности), экономика отдельных стран тоже переживает и хорошие, и плохие времена. Меняется общество, меняется степень нашего доверия друг к другу. И наша готовность прикладывать какие-то усилия и идти на жертвы — тоже величина отнюдь не постоянная.
Представление о том, что, подобные нынешнему, экономические кризисы вызваны по преимуществу изменениями в нашем мышлении, противоречит общепринятым экономическим теориям. Но происходящий сейчас спад в области финансов и недвижимости определенно связан с такими сдвигами. Он случился именно из-за того, что у нас изменилось отношение к будущему, появились новые соблазны, объекты зависти или обиды, а также иллюзии — и прежде всего представления о состоянии дел в экономике. Именно из-за этого одни платили целые состояния за домики, затерявшиеся посреди кукурузных полей, а другие ссужали им деньги на такие покупки; индекс Доу-Джонса взлетал до 14 000 пунктов, а через год с небольшим опускался ниже 7 500; уровень безработицы в США за последние два года повысился на 2,5%, и конца этому повышению не видно; Bear Stearns, один из крупнейших мировых инвестиционных банков, сумел спастись (да и то довольно условно) лишь благодаря срочной помощи Федеральной резервной системы, а компания Lehman Brothers и вовсе рухнула; значительная часть банков во всем мире испытывает дефицит фондирования, а некоторые из них сейчас, когда мы пишем эти строки, даже получив солидные государственные вливания, по-прежнему балансируют на грани краха. А что будет дальше, нам знать и вовсе не дано.
Существует, разумеется, внушительный корпус трудов по макроэкономике, объясняющих причину экономических флуктуаций. Скажем больше — этому в основном и посвящены макроэкономические трактаты. Приведем лишь два примера. В период после Второй мировой войны экономисты думали, что феномен неполной занятости можно объяснить одним-единственным проявлением иррационального начала: работники очень не любят сокращения заработной платы, и поэтому работодатели неохотно прибегают к этой мере [14]. Позднее появились чуть более тонкие интерпретации. Флуктуации уровня занятости объяснялись колебанием спроса, которое, в свою очередь, обусловлено тем, что заработная плата и цены меняются не синхронно. Эта макроэкономическая концепция получила название «ступенчатые контракты» (staggered contracts) [15]. В книгах по макроэкономике содержится много других примеров отхода от идеи Адама Смита о том, что все всегда понимают друг друга и контракты всегда заключаются между «рациональными» людьми, которыми движут исключительно экономические интересы [16].
Здесь мы вплотную подходим к вопросу о фундаментальном отличии нашей книги от стандартных учебников по экономике. Мы предлагаем качественно иной взгляд. Та экономика, которую нам преподносят в учебниках, стремится преуменьшить все отклонения от чисто экономических рациональных мотиваций. Это легко усвоить — мы и сами долго оставались в рамках этой традиции. Теория Адама Смита проста и понятна. А интерпретации, основанные на незначительных отклонениях от его идеальной системы, просты и понятны уже потому, что в целом не выходят за рамки этой общеизвестной теории. Но такие отклонения, увы, не объясняют, как же на самом деле устроена экономика.
Мы порываем с традицией. На наш взгляд, экономическая теория должна строиться не на минимальных отклонениях от системы Адама Смита, а отталкиваться от тех реальных, наблюдаемых нами отклонений. Поскольку иррациональное начало — неотъемлемая часть повседневной экономической жизни, не учитывать его нельзя. Доказать это — цель нашей книги.
Мы считаем, что способны ответить на интересовавший всех вопрос и описать, как работает экономика. Он особенно актуален сейчас, зимой 2008—2009 гг., когда мы пишем эту книгу, потому что в ней рассказывается и о причинах, которые завели нас в нынешнюю ситуацию, и о том, что делать, чтобы из нее выбраться.
В первой части этой книги рассматриваются пять проявлений иррационального начала и то влияние, которое они оказывают на экономические решения, — доверие, представление о справедливости, злоупотребления и недобросовестность, денежная иллюзия и восприимчивость к историям.
• Краеугольный камень нашей теории — доверие и то, как оно влияет на экономику, усиливая общую неустойчивость системы.
• Образование цен и зарплат в значительной степени зависит от наших представлений о справедливости.
• Мы принимаем в расчет соблазны, порождающие злоупотребления и недобросовестность, и их роль в экономике.
• Еще одно базовое положение нашей теории — денежная иллюзия. Инфляция и дефляция сбивают людей с толку, и в своих суждениях о деньгах они не делают поправку на эти процессы.
• И, наконец, наши представления о действительности, о том, кто мы и что делаем, переплетены с историями из нашей жизни и жизни окружающих. Совокупность таких историй образует национальный или мировой сюжет, играющий важную роль в экономике.
Вторая часть этой книги посвящена тому, как эти пять проявлений иррационального начала влияют на экономические решения и насколько важную роль они играют в ответах на восемь следующих вопросов:
1. Почему экономика впадает в депрессию?
2. Почему (в той мере, в какой им это удается) центробанки имеют власть над экономикой?
3. Почему некоторые не могут найти работу?
4. Почему в долгосрочном плане существует выбор между инфляцией и безработицей?
5. Почему мы так легкомысленно относимся к сбережениям?
6. Почему цены на финансовых рынках и объем корпоративных инвестиций так неустойчивы?
7. Почему рынки недвижимости подвержены цикличности?
8. В чем специфика бедности у определенных национальных меньшинств?
На каждый из этих вопросов легко ответить, прибегнув к категориям иррационального начала. Но они останутся неразрешенными, если исходить из того, что нами движут сугубо экономические и рациональные интересы, а экономика действует по мановению «невидимой руки» Адама Смита.
12
Этот термин зародился в древности, и большинство источников приписывают его авторство античному врачу Галену (ок. 130 — ок. 200). Он широко использовался в средневековой медицине и встречается в таких произведениях, как «Анатомия меланхолии» (The Anatomy of Melancholy) Роберта Бартона (1632) и «Трактат о человеке» (Traite de l'Homme) Рене Декарта (1664). Различались три вида «спиритической» субстанции: spiritus vitalis, зарождающийся в сердце, spiritus naturalis, вырабатываемый печенью, и spiritus animalis, источником которого считался мозг. Философ Джордж Сантаяна (1955 [1923], стр. 245) выстроил свою философскую систему вокруг категории «животной веры» (animal faith), которую он характеризовал как «чистый и абсолютный дух, неощутимая когнитивная энергия, суть которой — интуиция».
13
Поскольку английское слово animal происходит от латинского, включающего в себя оба значения — и «животный», и «духовный», а в книге речь идет о таких не свойственных братьям нашим меньшим качествах, как ошибки в восприятии цифр, недобросовестность и приверженность историям, перевод «в лоб» — «животное начало» в данном случае представляется не совсем точным. Поэтому в русском тексте используется более общий термин «иррациональное начало», а название книги отсылает читателя к наиболее подходящему, на наш взгляд, латинскому термину (прим. ред.).
14
Разработанная Хиксом модель IS-LM (инвестиции — сбережения, предпочтение ликвидности — деньги) долгое время оказывала большое влияние на макроэкономическую теорию. Милтона Фридмена, на протяжении всей своей профессиональной деятельности весьма критически относившегося к макроэконометрическим моделям Кейнса, под конец все же убедили построить модель, отвечающую его собственным взглядам. В результате его модель оказалась очень похожей на современную неокейнсианскую модель IS-LM (Friedman 1970). Критикуя теоретические положения Фридмена, Джеймс Тобин (Tobin 1972, стр. 851) писал: «Я с удивлением узнал, в чем именно, по мнению профессора Фридмена, заключается принципиальная разница между его и неокейнсианской теорией». Фридмен просто дополнил модель Хикса единственным уравнением, описывающим соотношение объема товара и его цены в краткосрочный период. И включение рациональных ожиданий в макроэкономические расчеты почти не оказало воздействия на тех, кто разрабатывал макроэкономические модели. Часто такие модели оказывались, опять-таки, вариациями все той же модели IS-LM, например классическая модель Сарджента-Уоллеса (Sargent and Wallace 1975).
16
Другая концепция, занявшая доминирующее положение в макроэкономических теориях более позднего времени, — модель динамического стохастического общего равновесия (DSGE) в традиции Кидленда и Прескотта (Kydland and Prescott 1982). Подобные теории основаны на некоторых весьма проницательных догадках, но в нынешнем своем виде исходят из допущения, что все человеческое поведение сводится к оптимизации межвременной полезности. Модели этого типа учитывают такие явления, как встряски в области монетарной политики или производительности, но не иррациональное начало. В своей недавней работе Чари, Патрик Кехоу и Эллен Мак-Греттан (V. V. Chari, Patrick J. Kehoe, and Ellen R. McGrattan 2008, стр. 3) делают вывод, что макроэкономика в целом готова принять модели такого типа и что «макроэкономисты близки к единому пониманию природы ограниченных встрясок, которые необходимо ввести в модель, чтобы она могла вместить в себя имеющиеся данные». Возможно, часть макроэкономистов с этим согласны, но среди экономистов и обществоведов в целом никакого согласия на сей счет не намечается. Мы полагаем, что, хотя модели DSGE представляют собой важную фазу в истории экономической мысли, их базовые предпосылки нуждаются в пересмотре.