Такого рода вещи бывалый фельдфебель из регистратуры смекает быстро. В лежащей перед ним груде дел, расположенных, подобно нотной клавиатуре, в последовательном порядке, он, как опытный музыкант, различает тончайшие оттенки, определяющие их срочность. Ибо благодаря самому тираническому из всех общественных порядков — порядку военного времени, который порабощает людей с помощью техники двадцатого столетия и доходящей до садизма человеческой жестокости, самочувствие сильных мира сего, их настроение является высшим законом для подчиненных: разразится ли начальство грозой, соблаговолит ли повысить в чине или только из милости сохранит за вами кусок хлеба.
Поэтому жизненная задача — угождать начальству.
В административной части штаба, к которой причислен юридический отдел, боевая дивизия не имеет особого веса.
Поскольку ставка верховного командования есть центр всего сущего, степень значимости войсковых единиц довольно равномерно убывает от центра к периферии и фронтовая полоса не играет большой роли (в оперативном отделе эта градация идет в несколько ином порядке).
Начальник дивизии, генерал от инфантерии фон Лихов, не часто показывается в Белостоке, а также в Брест-Лнтовске. Он чудной старик, отец-командир, простой человек, хотя отнюдь не покладистый.
Генерал-майор Шиффенцан, гроза здешних мест, несколько раз в казино, конечно в отсутствие Лихова, смеялся над ним своим вселяющим страх смехом. С другой стороны, фон Лихов, ко всеобщему удивлению, на хорошем счету у его величества. Отсюда, по штабной математике, собственно все той же слегка только приукрашенной на современный лад старой придворной математике, следует: ко всему, что касается Лихова, относиться с виду самым почтительным образом, по существу же оставлять без внимания.
Количество поступающих в юридический отдел ежедневно или еженедельно бумаг все время быстро растет. Преступность в армии непрерывно увеличивается. На родине уже давно военные тюрьмы так переполнены, что тысячи осужденных солдат отбывают наказание в гражданских тюрьмах, другие тысячи, собранные в дисциплинарные батальоны, находятся на принудительных работах и, наконец, многие тысячи отсылаются после приговора обратно в свои фронтовые части, чтобы заслужить себе там прощение, — солдаты часто на этот счет зубоскалят.
Теперь армия — это народ. К тридцати- сорокалетним людям, ничем не опороченным в своей гражданской жизни, применяются жестокие карательные меры, годные для наемников-ландскнехтов. Начальником же является нередко либо хлыщ лет двадцати, из которых пять или шесть лет проведены им у юбки матери, а десять — под плеткой школьного учителя, либо старая, отжившая свой век гарнизонная кляча, у которой от одного слова «социалист» начинают трястись поджилки. Поэтому у высших инстанций военной юстиции достаточно работы.
Для людей, сидящих в окопах, не так уж много подходящих наказаний. Привязывание[2] солдат вызвало страшное возмущение в окопах, создало бесконечные столкновения, дало в руки депутатам рейхстага не совсем удобный материал. Непрерывным дождем сыплются выговоры, вразумления, приказы о том, чтобы замять то или другое дело. К этому прибавляются еще дела гражданских судов, разрешаемые на основании русских законов, действующих в оккупированной области, а также жалобы на ущерб, нанесенный солдатами населению, или наоборот. Короче говоря, у отдела юстиции (так называемого отдела IX) работы хоть отбавляй.
Дело, содержащее два русских имени, с сопроводительным письмом военного судьи дивизии Лихова, к тому же еврея, может, конечно, потерпеть. Оно обрело покой в уголке одного из отделений огромного шкафа, несколько в стороне, а поверх него, наискосок, ложатся другие дела. На одном из углов папки, из-под которого выступает ярлычок с названием дела, начинает медленно отлагаться пыль времени. Его начинают покрывать опилки, крохотные частицы угольной пыли, пепел — разные отбросы находящихся в людском употреблении предметов, бесчисленные мельчайшие микробы.
Тем временем человек, живой человек, на которого отбрасывает тень это завезенное в далекий город дело, спокойно, изо дня в день, занимается своим обычным делом. Гриша бодро и уверенно ждет, когда развяжется петля, в которой он запутался. С ним говорил генерал, он сумел расположить к себе генерала — тревожиться больше не о чем, тем более что, по уверению очкастого писаря, отбываемое им здесь предварительное заключение значительно сократит срок будущего наказания. Ведь лишний рот — обуза для всякой тюрьмы в военное время.
2
В германской армии существовал такой вид наказания: солдат должен был приподняться на носки, руки ему закладывали за доску, и в таком состоянии его привязывали к доске веревками.