Однако сознание, что сейчас придут люди, что до того нужно успеть сообщить о самом главном, вытеснило все остальные чувства.
— Да, я здесь, — торопливо говорила она. — Да, да, я здесь. Живу у Вересьева, возле собора. Там меня всегда можно застать. Пришла я сюда загладить вину, я ведь письмо получила весной. Уж я тебя вызволю, вызову Федюшку и Колю, и не такие дела я обламывала! Я все, все сделаю!
Гриша отпустил ее плечи и усадил совершенно обессиленную на один из готовых гробов.
— Не нужно, Бабка, спасибо. Не стоит затевать новую кутерьму. Дело мое в хороших руках, сам генерал взялся за него. Надо только потерпеть. — И, слабо улыбаясь, он прибавил: — Вот видишь, по грехам и кара — не терпелось мне в Наваришинском лагере — теперь мне было бы там лучше, чем здесь. Что ж, приходится учиться терпению. Но живется мне неплохо. Я сыт, есть работа, ночлег, а теперь и ты здесь, — ласково сказал он, чтобы не слишком разочаровать ее. — Теперь, значит, еще ты будешь мне помогать, кроме еврея Тевье. Хороший он человек. Мне везет на людей, здесь все хорошие люди.
Бабка продолжала сидеть, пристально глядя на Гришу, который стоял перед ней загорелый, с открытой грудью, небритый с воскресенья. Про себя она думала:
«Не хочет бежать! Тут, мол, все хорошие люди! Только не догляди за ним, и он поплатится за это головой!» Но вслух сказала:
— Ну, тогда все хорошо.
— Ты, Бабка, ведь и не знаешь, как все это было. Я расскажу тебе об этом в другой раз или, может быть, сейчас, если Тевье опять уйдет. А теперь продай-ка нам сначала малины. Нам ее до смерти хочется.
Он легонько толкнул ее локтем в грудь и подмигнул. Бабка рассмеялась, несмотря на слабость, которую вдруг ощутила в ногах и в голове.
Да, теперь ей можно отдохнуть! Она нашла его. Она пробралась к нему, как волчица в клетку пойманного детеныша.
— Поспать бы часок, — пробормотала она, прислонившись спиной к каштановому дереву.
Она еще успела заметить, несмотря на невыносимую усталость, как в помещение вошел другой человек, но не могла уже разомкнуть глаз, и, чувствуя, как они судорожно закатываются, она тут же на месте заснула. В ее теле двигалось, пульсировало что-то живое, растущее. Она хотела сказать об этом Грише — нет, лучше в другой раз!
Гриша с умилением смотрел на внезапно заснувшую женщину. Тевье на цыпочках пробрался по стружкам и сказал шепотом:
— Вот жалость, теперь придется ждать, пока она проснется. Но кто обокрадет спящего, тот более достоин умереть позорной смертью, чем Дефан и Авирон. — И Тевье вполголоса стал объяснять Грише, кто были эти люди.
С платком на голове, с зажатыми в коленях руками, Бабка ровно дышала, подняв лицо к ветвям каштанового дерева, страстно обратив к небу прикрытые веками глаза.
Глава вторая. Офицерский праздник
Денщики сбились с ног. Они беспрерывно сновали взад и вперед по лужайке.
Четвертого августа фон Лихов пригласил офицеров своей дивизии — тех, кого можно было собрать, на вечеринку, которой предшествовал обед.
После долгих переговоров генералу удалось выторговать у баварцев на северном оперативном участке тонну пива: темного, сладкого, густого, пенистого пива, сочетавшего в себе терпкость хмеля и добротность ячменя. Настоящий мужской напиток — более ценный и более редкий в эти дни, чем вино, постоянно притекавшее из погребов Северной Франции.
В дивизии отмечали четвертое августа, день вступления в войну Англии, а не второе августа, когда Германия объявила войну России и Франции. Ибо, как заявил, подмигивая, фон Лихов, настоящий «бум» начался тогда, когда на арене появилась Англия.
— Я нисколько не умаляю, — прибавил он добродушно, накладывая кусок желтого сыра на бархатно-черный пумперникель[3], — военной мощи и выучки французов и русских. Это старые воинственные народы, как и мы, пруссаки, — весело бубнил он, удобно откинувшись на спинку большого кресла и обращаясь к генерал-майору фон Геста, артиллерийскому командиру, сидевшему по левую руку от него. — А для воинственных народов война не представляет собой ничего особенного. Выигрываешь одну войну, проигрываешь другую, начинаешь третью. Это не порождает ненависти, я хочу сказать, настоящей ненависти — не на живот, а на смерть. А вот англичане — это уж другой разговор. Они давно перестали быть воинственным народом. Людей, еще сохранивших воинственный дух, они отсылают в колонии, предоставляют им на выбор любую часть света — и баста.
3
Пумперникель — нарезанный ломтиками ржаной хлеб (продается обычно расфасованным в пачки).