III. Расточительность Солона, его склонность к изнеженности и несколько легкомысленный, отнюдь не философский характер его стихов, в которых он рассуждает о наслаждениях, — все это, как полагают, было следствием его занятия торговлей: жизнь купца часто подвергает человека большим опасностям, и за это он желает вознаградить себя какими-нибудь радостями и наслаждениями. Но Солон причислял себя скорее к бедным, чем к богатым, как видно из следующих стихов:
К поэзии он сначала, по-видимому, не относился серьезно: она была для него игрой и развлечением в свободное время; но впоследствии он облекал в стихотворную форму и философские мысли и часто излагал в стихах государственные дела — не с целью увековечить их в памяти истории, но для оправдания своих действий, иногда для увещания, или наставления, или порицания афинян. По некоторым известиям, он попробовал было даже законы издать в виде поэмы; по преданию, начало ее было следующее:
Из нравственной философии он всего более любил политический отдел ее, как и большая часть ученых. В науке о природе его познания слишком уж просты и примитивны, как видно из следующих стихов:
Вообще, по-видимому, Фалес был тогда единственным ученым, который в своих исследованиях пошел дальше того, что нужно было для практических потребностей; все остальные[271] получили название ученых за свое искусство в государственных делах.
IV. Рассказывают, что эти ученые сошлись однажды в Дельфах, а потом в Коринфе, где Периандр устроил какое-то пиршество. Но еще больше уважения и славы доставила им история с треножником, который обошел их всех, как по кругу, и который они уступали друг другу с благожелательным соревнованием. Косские рыбаки (так гласит молва) закидывали сеть, и приезжие из Милета купили улов, еще не зная, каков он будет. Оказалось, что они вытащили треножник, который, по преданию, Елена, плывя из Трои, бросила тут, вспомнив какое-то старинное предсказание оракула. Из-за треножника сперва начался спор между приезжими и рыбаками; потом города вмешались в эту ссору, дошедшую до войны; наконец, пифия повелела обеим сторонам отдать треножник мудрейшему. Сперва его послали к Фалесу в Милет: жители Коса добровольно дарили ему одному то, из-за чего они вели войну со всеми милетянами. Фалес объявил, что Биант ученее его, и треножник пришел к нему; от него он был послан еще к другому, как к более ученому. Потом, совершая круг и пересылаемый от одного к другому, треножник вторично пришел к Фалесу. В конце концов он был привезен из Милета в Фивы и посвящен Аполлону Йеменскому. Но Теофраст говорит, что треножник сперва послали в Приену к Бианту, а потом Биант отослал его в Милет к Фалесу; так обойдя всех, он вернулся к Бианту и, наконец, уже был отправлен в Дельфы. Последняя версия более распространена; только одни говорят, что подарок этот был не треножник, а чаша, посланная Крезом, а другие, — что кубок, оставшийся после Бафикла[272].
V. Есть рассказ о личном свидании и разговоре Солона с Анахарсисом, а также с Фалесом.
Говорят, Анахарсис пришел к Солонову дому в Афинах, постучал и сказал, что он иностранец, пришел заключить с ним союз дружбы и взаимного гостеприимства[273]. Солон отвечал, что лучше заводить дружбу у себя дома. «Так вот, — отвечал Анахарсис, — ты сам-то дома, так и заключи с нами союз дружбы и гостеприимства.» Солон пришел в восторг от его находчивости; он принял его радушно, и некоторое время держал у себя, когда сам он уже был общественным деятелем и составлял законы. Узнав об этом, Анахарсис стал смеяться над его работой: он мечтает удержать граждан от преступлений и корыстолюбия писанными законами, которые ничем не отличаются от паутины: как паутина, так и законы, — когда попадаются слабые и бедные, их удержат, а сильные и богатые вырвутся. На это Солон, говорят, возразил, что и договоры люди соблюдают, когда нарушать их невыгодно ни той ни другой стороне; и законы он так приноравливает к интересам граждан, что покажет всем, насколько лучше поступать честно, чем нарушать законы. Однако результат получился скорее тот, какой предполагал Анахарсис, чем тот, на который надеялся Солон.
273
По греческому обычаю, люди, жившие в разных городах, заключали союз взаимного гостеприимства. Иностранец, принятый в доме гражданина, пользовался у него квартирой, содержанием, всякого рода помощью и покровительством, а также получал от него подарки и сам давал подарки хозяину. Последний, придя в город, где жил его прежний гость, в свою очередь, пользовался теми же правами. Гостеприимство считалось священным и переходило из рода в род, от отца к сыну.