Средневековый роман и повесть

В ту пору в городе Багдаде
Жил всемогущий властелин,
Что подчинил себе полмира.
Его считали за кумира
Почти во всех концах земли.
Пред ним иные короли
Подобно слугам трепетали…
Носил он прозвище Барук.[131]
И лицезреть его мечтали
Все, обитавшие вокруг.
Священным наделенный саном,
Он предназначен был творцом
Стать для язычников отцом,
Как папа римский — христианам.
И так же, как к воротам Рима
Из разных стран, земель, краев,
В Багдад тянулись пилигримы
За отпущением грехов.
И сей обычай сохранен
В веках до нынешних времен…

Взрастил двух братьев Вавилон:[132]
Помпей был да Ипомидон.[133]
Барук напал на тех двоих,
Забрав Ниневию[134] у них.
Так сговорившись меж собой,
Два брата вновь вступают в бой.
Теснят Барука их войска…
Но вдруг к нему издалека
Пришла нежданная подмога:
То был наш славный Гамурет.
И хоть ему немного лет,
Достоинств у него премного.
«Тебе, Барук, я послужу,
Как друг, как рыцарь, как мужчина.
Я — сын покойного Гандина
И нынче прибыл из Анжу!..»
Тут повелел Барук всесильный
Ему сменить свой герб фамильный[135],
И новым он щитом снабжен,
Где якорь был изображен,
Как символ плаваний, скитаний
И стойкости средь испытаний.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
И наш герой уплыл далеко:
Сражался в Персии, в Марокко —
О нем в Алеппо[136] и в Дамаске
Доселе сказывают сказки.
Его копье врагам грозило,
Не одного оно сразило.
В песках зарыты их останки,
Поглощены волной морской…
Но вот он бросил якорь свой
В стране чудесной — в Зазаманке.[137]
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Его на берег вынес шквал.
Он богу чуть не отдал душу
И лишь успел вступить на сушу,
Как некий город увидал.
Вокруг военные палатки, —
Наверно, битва здесь была.
И в поле, после жаркой схватки,
Валялись мертвые тела.
И Гамурет велит гонцу
Скакать немедля ко дворцу,
Дабы узнать: что здесь творится?
Как именуется столица?
И через несколько секунд
Гонец приносит донесенье:
«Мы прибыли в Паталамунд,[138]
Народ нуждается в спасенье!
Халифы начали войну.
Враг справа движется и слева.
И умоляет королева
Спасти злосчастную страну!..»

За королеву наш герой
Решил тотчас же встать горой,
Сим доказав, что в мире есть
И долг, и рыцарская честь.
Врагов жестокий ждет удар!..
И всяк, будь молод он иль стар,
Здоров иль хвор, богат иль беден,
Добросердечен иль зловреден,
Героя принялся хвалить,
Алмазы, золото сулить.
«О рыцарь! Можешь взять свободно
Все, что душе твоей угодно!..» —
Так весь народ воскликнул дружно…
Услышав это, Гамурет,
Чуть поклонившись, молвил: «Нет!
Мне ничего от вас не нужно!..»
И люди грянули в литавры:
«До гроба мы тебе верны,
Хоть наши лица и черны!»
(Там, в Зазаманке, жили мавры.)
Все зашумели, загалдели,
Надежда к ним влилась в сердца.
И жены черные глядели
На светлокудрого бойца.
Глазами черными блистая,
Смотрели девы на него,
Любуясь мантией его
Из дорогого горностая.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
В город наш герой въезжает,
Его безмерно поражает
Неутолимой скорби вид.
Здесь все о смерти говорит.
Дороги вздыблены, разрыты,
Гербы на зданиях разбиты,
И раненых протяжный стон
Доносится со всех сторон:
Их с поля битвы ввозят в город, —
И мы их видим пред собой:
Один лежит мечом распорот,
Копьем насквозь пронзен другой…
О, сколь судьба неумолима!
Сколь осажденный город нищ!..
Хромых коней проводят мимо
Давно неприбранных жилищ,
Где, корчась на своей постели,
Хозяин дышит еле-еле —
Какой ему поможет врач?..
Стенанья, вопли, женский плач…
Такою с самого начала
Сия страна пред ним предстала…
Он принят был персоной важной.
Бургграф[139] — рубака преотважный,
Родного города оплот,
Охранник городских ворот —
Его с любовью ввел в свой дом,
Попотчевал вином
И ласково приветил…
Здесь много раненых он встретил.
И в самом деле: не один
Высокородный паладин
Носил на перевязи руку,
Бинт окровавленный на лбу,
Познав военную судьбу,
А также бранную науку…
И, гостя юного обняв,