— Все может быть. Конечно, мы знакомы только с его версией произошедшего, и про племянницу и сиделку знаем только с его слов, а он явно не беспристрастен. Кстати, об этой сиделке никак нельзя забывать. Ведь она была последним человеком, видевшим старую даму перед самой кончиной. И она же делала ей последний укол.
— Все верно, только при чем здесь укол? Если что-нибудь и ясно в этом случае, так только то, что укол не имеет никакого отношения к смерти больной. А может, сиделка ляпнула что-то такое, что вывело старуху из себя, вот сердце и не выдержало? Маразм маразмом, но напугать или разозлить ее было не трудно. Например, сиделка могла завести разговор о смерти, а старая дама к этой теме была чрезвычайно чувствительной.
— Ах! — воскликнул лорд Питер. — А ведь я тоже хотел кое-что с тобой обсудить. Ты заметил, какую зловещую роль сыграл в этой истории нотариус?
— Приехал, бедняга, издалека, надеялся поговорить о завещании, но ему быстренько указали на дверь.
— Да. А может, он рассчитывал склонить клиентку переписать завещание в пользу человека, о котором мы прежде не слыхивали? Но не сумел добиться своего и решил подослать к ней новую медсестру?
— Пожалуй, это чересчур хитроумно, — засомневался Паркер. — Он ведь не знал, что невесту врача собираются уволить. Впрочем, возможно, он был в сговоре с племянницей и убедил ее сменить сиделку.
— У тебя, Чарлз, тоже концы с концами не сходятся. Вряд ли племянница стала бы интриговать вместе с нотариусом, рискуя сама лишиться наследства.
— Это верно. А вот версия, что старую даму напугали и — намеренно или нечаянно — довели до приступа, на мой взгляд, небеспочвенна.
— И тогда квалифицировать случившееся как убийство нельзя. Но присмотреться повнимательнее не мешает. Кстати, я кое-что вспомнил. — Он позвонил. — Бантер, пожалуйста, отнесите письмо на почту.
— Слушаюсь, милорд.
Лорд Питер достал блокнот.
— Что ты хочешь послать? — спросил Паркер, с любопытством заглядывая через плечо.
Лорд Питер написал: «Ведь правда же, достижения цивилизации изумительны?»
Он подписал это коротенькое послание и вложил в конверт.
— Я пришел к выводу, Чарлз, что, если не хочешь получать идиотских писем, не ставь свою монограмму на подкладку шляпы.
— И что теперь? — спросил Паркер. — Надеюсь, ты не предполагаешь направить меня в бюро регистрации монограмм на розыски фамилии нашего клиента? Это все равно ни к чему хорошему не приведет, без официального разрешения я не получу доступа к их книгам, а вот скандал может быть жуткий.
— Ну что ты, — ответил Уимзи, — я не собираюсь подбивать тебя на промышленный шпионаж. Это лишнее. По крайней мере на этой стадии расследования. Но ты ведь можешь посвятить лично мне минутку твоего драгоценного времени, отложив розыск таинственного анонима, проявившего такой литературный талант в эпистолярном жанре. Мы с тобой навестим мою приятельницу. Много времени это не отнимет. И тебе, я думаю, будет интересно. Я… Вообще-то ты будешь первым, кого я туда привожу. А уж она-то как обрадуется!
Он рассмеялся. Несколько самодовольно, как показалось Паркеру. Инспектор смущенно вздохнул. Хотя они знали друг друга давно и близко, Уимзи впервые заговорил о чем-то личном. Чрезмерной откровенностью лорд Питер не отличался; он не то чтобы скрывал что-то от Паркера, отнюдь, но некоторых тем решительно избегал. Сегодняшняя откровенность знаменовала новый этап в их отношениях, они становились более доверительными. И нельзя сказать, что Паркеру это понравилось. Его собственная жизнь протекала в строгом соответствии с несколько ригористическими принципами морали среднего класса, к которому он принадлежал по рождению и воспитанию. Теоретически инспектор допускал существование иных моральных устоев, действующих в мире лорда Питера, но не задумывался о том, как к ним относиться, пока не столкнулся с результатом применения их на практике.
— Само собой, это только эксперимент, — смущенно продолжал Уимзи, — хотя она довольно уютно устроилась в маленькой квартирке в Пимлико. Ты же можешь сейчас пойти со мной, так ведь, Чарлз? Мне хочется вас познакомить.
— Да, конечно, — поспешно сказал Паркер. — Мне тоже будет очень приятно. А… И давно… Ну это?..
— Мы с ней договорились всего пару месяцев назад, — сказал Уимзи, направляясь к лифту. — Но, кажется, у нас неплохо получилось. Конечно, мне так намного удобнее.
— Ясно, — сказал Паркер.
— Ты же понимаешь, мне не хочется распространяться на эту тему, пока вы не познакомились друг с другом, — продолжал болтать Уимзи, с излишней горячностью хлопая дверьми лифта. — Ты сам увидишь, мы нашли совершенно новую форму взаимоотношений. Как мне кажется, прежде такого не было. Знаю-знаю, еще Соломон заявил, что, мол, нет ничего нового под солнцем, но он в этом деле плохой судья, и говорило в нем раздражение: у него сильно испортился характер из-за всех этих жен и изложниц, как выразился сынишка одного моего хорошего приятеля[5].