Однако эта, казалась, простая истина до сих пор с трудом утверждается в научном сознании. Мешает господствующая концепция «тоталитарной природы» советской власти и ее истории, утвердившаяся среди отдельных историков[31]. На мой взгляд, эта концепция является зеркальным отражением сталинской интерпретации советской истории, только в ней плюсы заменены на минусы. Суть ее проста: советская история есть ничто иное, как история тоталитарного режима советской власти. С этой позиции тоталитаризм в России возникает в Октябре 1917 года и существует до начала 1990-х годов XX века[32]. В рамках данной концепции даже аргументы периода «хрущевской десталинизации» считаются «половинчатыми»[33].
Следует заметить, что использование идеи «тоталитаризма» для объяснения всей советской истории не является новым и оригинальным явлением в общественной науке. Это прямое заимствование старых «советологических концепций», которые уже давно подвергаются в литературе обстоятельной научной критике[34]. На мой взгляд, здесь мы имеем дело с политически ангажированной, а не научной точкой зрения. Цель подобной трактовки отечественной истории понятна: использовать концепцию тоталитаризма в качестве идеологического рычага, разрушающего объективные представления об истории советского общества и Новой России. Последняя, видимо, напоминая по своему растущему влиянию Советский Союз, не нужна в современном раскладе мировых геополитических сил.
Но особенно неплодотворен такой подход в исторической науке, ибо ведет не к изучению реальных фактов общественной жизни, а к их подгонке под заранее заданную идеологическую схему. Выступая против подобной идеологизации науки, известный американский историк М. Левин отмечает две характерные ошибки в научном исследовании советской истории: «антикоммунизм» и связанную с ним «стали-низацию всего советского феномена»[35].
Анализ современной литературы показывает, что в основе идеи тоталитаризма лежит концепции «непрерывности», которая, как правило, автоматически ставит знак равенства между такими различными историческими фигурами, как Ленин и Сталин, Хрущев и Брежнев, Андропов и Черненко, Горбачев и Ельцин. В этом плане все они становятся лишь различными личностными проявлениями господствующего тоталитарного режима власти. По мнению историка С. Коэна, эта концепция слишком груба, чтобы на ее основе понять сложную и противоречивую картину всей советской истории, включая взаимоотношения власти и оппозиции, противоречия внутри правящей коммунистической партии, своеобразную и неоднозначную роль ее политических вождей и т. д.[36]
Следует также отметить, что в рамках идеи тоталитаризма происходит отождествление таких разных понятий как «коммунизм» и «нацизм», «большевизм» и «сталинизм», «тоталитаризм» и «посттоталитаризм».
В результате, как мы понимаем, здесь происходит полное игнорирование своеобразия и качественных различий не только известных идеологий, но и целых периодов советской истории[37].
На самом деле, для любого объективного исследователя нацизм и коммунизм, сталинизм и большевизм не только различные, но и прямо противоположные понятия и идеологии. Одни замешаны на расизме и великодержавности, другие на гуманизме и интернационализме. Разными являются и отдельные периоды советской истории. Одно дело ленинский этап революционного становления советского общества, другое – десятилетия господства тоталитарного сталинского режима, одно дело «оттепель», рожденная XX съездом партии, другое дело «неосталинизм» брежневского времени. Особенно наглядно противоречит идее тоталитарной природы советской истории период перестройки с ее открытостью, демократией и гласностью.
Напомню читателю, что исторически понятие «тоталитаризм» употреблялось для характеристики фашистского государства в Италии. В годы «холодной» войны его стали сознательно использовать для дискредитации советского общества и его истории такие консервативно настроенные западные советологи, как Ричард Пайпс, Збигнев Бжезинский, Адам Б. Улам и др. При этом они, как правило, отождествляли понятия «режим» и «строй общества». С нашей точки зрения, в данном случае происходила явная подмена изучаемого объекта. Дело в том, что понятие «тоталитаризм» является, прежде всего, характеристикой политического режима власти, а не социально-экономического строя общества, который утвердился в результате выбора, сделанного народом России в ходе Октябрьской революции 1917 года.
31
См.: соответствующие работы Д. Волкогонова, А. Яковлева, С. Кулешова, М. Геллера, Р. Пихоя и др. Анализ их см: Маслов Д. В. Историографические и методологические основы исследования состояния советской системы. Сергиев Посад, 2004.
33
См. выступление одного из руководителей «Мемориала» Арсения Рогинского на международной конференции «История сталинизма. Итоги и проблемы изучения» 5–7 декабря 2008 г.
34
См. соответствующие работы С. Коэна, А. Рюдигера, Д. Бенсаида, В. Леонгарда. и др. // Альтернативы. № 1. 2011.С. 45, 82, 91.
36
См.: Коэн С. Переосмысливая советский опыт. Политика и история с 1917 года. Chalidze publications. 1986, C. 46–48.
37
В этой связи, известный телеведущий и историк Н. К. Сванидзе считает, что с точки зрения «людоедской практики» не столь важны различия между «топорным нацизмом» «коммунизмом или ленинизмом, или сталинизмом, или большевизмом». См.: Николай Сванидзе: Сталинизм и фашизм: оба хуже // Огонек. № 27. 16.11.2009.