в битву герой выходил: два Тесея, две рати кровавыхмнились; и сам он любил вспоминать былые деянья.глядя на верный отряд, на порог, устрашавший когда-то,видя, как критянки лик побелел пред нитью недвижной[58].А между тем свирепый Креонт закованных в цепишлет Антигону на казнь и вдовую дочерь Адраста.Обе веселья полны и достоинства: в жажде погибнуть680 выи к мечам добровольно стремят, царя-кровопийцуопережая. И вдруг — Фегей предстает, от Тесеяслово несущий: в руке — знак мира — ветви оливычистой, но сам — возвещает войну, войной угрожает,мощно гремит, сугубо блюдя пославшего волю,что уж подходит и он, что уже покрывают отрядыближний простор. Фиванец стоит, двояким сжигаемчувством: потоки угроз застывают, и ярость слабеет.Но ободряется он и с улыбкой притворной и грустноймолвит: "Ужели того, что преподан простертым Микенам,690 мало урока? Ну что ж, мы нашего города новыхвстретим врагов, — пусть придут, но после сраженья не ропщут:то же поверженных ждет". — Говорит, но видит, что пыльнойтучею день помрачен и сокрылись вершины тирийскихгор; однако людей призывает к оружью и, бледный,просит оружье ему принести, но вдруг, содрогаясь,зрит во дворце — Эвменид, и рыдающего Менекея,и в погребальных кострах ликования полных пеласгов.Чем для Фив был тот день, когда погиб обретенныйкровью толикою мир? — Вечор лишь богам прикрепленный700 отчим снимают доспех, щитов примеряют обломки,низкие шлемы[59] берут и доселе в запекшихся сгусткахдроты. И нет никого, кто блистал бы мечом или туломили гордился конем. Невозможно довериться валу,стены — куда ни взглянуть — зияют, врата — загражденийтребуют, прежним врагом снесенных; зубцов не осталось(их сокрушил Капаней); и младость — без сил и без воли — не обнимает ни жен, ни детей в поцелуе последнем,и без напутствия их отпускают родители в битву.Аттики вождь между тем, как только заметил в разрывах710 пыльного облака свет и солнце на ближнем оружье,ринулся в поле тотчас, хранившее непогребенныхманов близ стен городских. Нездоровый от тяжкого смрадавоздух, проникший под шлем запыленный, едва он учуял,как застонал и войны справедливою яростью вспыхнул.Вождь фиванский почтил, наконец, несчастных данайцевтем, что решил не вести по самим разбросанным трупамгрозный отрядов черед боевых и повторного Марса:да не нарушит какой нечестивец чего-либо в страшномнагромождении тел, для пролития крови избрал он720 чистое поле. И вот в сраженье неравном народысводит Беллона: молчат и те, и другие; безмолвнытрубы и тех, и других; одни — обессиленно встали,низко мечи опустив и ремни копьеметные дланьюнемощной еле держа; а те — со щитом за плечами — старые раны, досель сочащиеся, обнажают.И у кекроповых днесь вождей поубавилось пыла,прежних не слышно угроз, и доблесть не рвется в сраженье.Так порывы ветров слабеют, коль лес не задержитярости их, и молчат в безбрежности бурные волны.730 Но как пучинный Тесей[60] копье марафонского дубаподнял и грозная тень воздетого древка упалана супостатов, а блеск наконечника поле наполнил, — словно сам Маворс-отец на эдонских с высокого Гемапрянул конях, с летучей оси погибель и бегствосея, — тогда обратил на попятный терзающий ужасагеноридов. Крушить убегающих стыдно Тесею,и проливать беструдную кровь презирает десница, — прочая доблесть в крови рядовой свирепствует вволю.Так чужая мила добыча и падаль гиенам740 или трусливым волкам; львов мощных — ярость питает.Но между тем Оления он поверг и Ламира(этот стрелу доставал, тот взвихривал лютого камнятяжесть) и мощи тройной предводимых племен доверявшихбратьев Алкетидов: их одного за другим поразил онкопьями, — грудью Филей вместил наконечник железный,стиснул зубами — Гелопс, пропустил сквозь лопатку — Иапиг.Гемона тут увидав в колеснице четверкой, он страшнымцелится дротом в него, но тот повернуть успеваетзатрепетавших коней, — и, преодолев расстоянье,750 древко пронзило двоих; оно вожделело и третьейраны, но жало его было сдержано дышлом срединным.Но одного лишь мольбой, одного ужасающим крикомон средь сражавшихся толп вызывает и жаждет — Креонта.И замечает его, увещавшего речью отрядыи угрожавшего им — вотще — на краю супротивномбранного поля: тогда отстала охрана, Тесеяволю блюдя, на богов и доспехи его уповая.Тот же своих созывал и удерживал, ненависть видяв них и к себе, и к врагам. Воспрянув в ярости крайней,760 гибельным буйством дыша и дерзая пред смертью грядущей,"Не щитоносных юниц[61], — говорит, — ты вызвал в сраженье,это не девичья рать, — здесь на смерть сражаются мужи:нами могучий Тидей и нами же буйством дышавшийГиппомедонт умерщвлен, и дух Капанея отправленк теням. Какое тебя побудило крутое безумьек битве?[62] Но, дерзкий, смотри: лежат, за кого ты отмщаешь!"Эти изрекши слова, вотще запущенным дротомкрай пробивает щита. Посмеялся речам и десницегрозный Эгид и метнул железом обитое древко770 в мощном броске, но прежде взгремел горделивою речью:"Маны аргосские, вам приносится оная жертва, — Тартара хаос скорей растворите! А вы, Эвмениды,мщенье готовьте: Креонт прибывает". Промолвил и воздухдревком разящим рассек: туда, где плотным покровомусугубляло броню составную плетенье кольчуги,жало вонзилось, и кровь нечестивая в сотни просветовбрызнула; он же, смежив пред смертью блуждавшие очи[63],пал. А могучий Тесей, над ним воздевая оружье,рек: "Не угодно ль, чтоб днесь врагов умерщвленных сжигали780 и хоронили бы днесь побежденных? — Ступай же для страшныхказней, но пренебреги тревогою о погребенье".Стяги с обеих сторон с почтительным сходятся гулом,рукопожатья союз скрепляют в разгаре сраженья.Ныне Тесей — уже гость: умоляют, чтоб в город вступил они осчастливил дома. Победитель же, не презираявражеских кровель, вошел, — огигийские матери рады,рады невестки. Таков в войне покорившийся тирсукроткие таинства Ганг восхвалял, уже захмелевший.[64]А между тем сквозь налегшую тень диркейской вершины790 женщин крик досягает до звезд: пеласгийские мчатсяматери: словно фиад обезумевших, званых на битвувакхову, сонм, они преступленье замыслили, мнится,или свершили уже. Рыданья ликуют, и радостьновые слезы родит. Туда ли, сюда ль порываясь,жаждут Тесея найти благородного, после ж — Креонта,или своих, — и к телам уводит их вдовое горе.Если бы сто голосов из груди моей исторгалосьволей богов, — и тогда о вождях и о воинах плачейстольких близ стольких костров воспеть я не смог бы достойно.800 Мне не воспеть, как в милый огонь отважно Эваднаринулась, вихря скорей, обретшая молнию в мощидуха; и мне не воспеть, как прильнув к свирепому телу,бедная, всё оправдать Тидея пыталась супруга;что рассказала сестре о безжалостных Аргия стражах;как эриманфская мать призывала, рыдая, аркадца[65],пусть обескровленного, но хранившего прелесть аркадца,как два отряда равно оплакали с нею аркадца… — В этом ни новый восторг, ни сам Аполлон не поможет,да и ладью мою ждет после долгого плаванья — пристань.810 Мы расстаемся… — навек. Но читать тебя станут, не правда ль,о Фиваида моя, труд двенадцати лет неустанный?Единодушно тебе молва современников славныйпуть — завершенной едва — сулит, вручая потомкам;великодушный с тобой изволил знакомиться Цезарь,учит с любовью тебя наизусть италийская младость, — что ж, прощай… — Не стремись с Энеидой божественной спорить,следуй за ней вдалеке и пример ее чти неизменно.Та же, что норовит очернить тебя, зависть — исчезнет[66]и после смерти моей обернется заслуженной славой.
Стих 667-676 Критских сто городов… — Стаций упоминает самый известный подвиг Тесея, его бой с Минотавром в лабиринте у царя Миноса. Крит имел эпитет "стоградный", так как на Крите насчитывали сто городов; …ограждаемый грозным подобьем… — щитом с изображением Тесея в схватке с минотавром; …глядя на верный отряд… — отряд афинян, с которым Тесей прибыл на Крит; …на порог, устрашавший когда-то… — вход в лабиринт, где находился Минотавр; …критянки лик побелел пред нитью недвижной. — Царевна Ариадна дала Тесею конец нити, чтобы по ней он мог выйти из лабиринта.
Стих 787-788 Таков в войне покорившийся тирсу кроткие таинства Ганг восхвалял, уже захмелевший. — победа Вакха в Индии и над восточными народами. Ср. IV, 387; VIII, 239.