Стаций Публий Папиний. Фиваида

вскоре останки твои почет ожидает, а маны —
должный обряд; но покамест огонь погребальный не вспыхнул, —
это надгробье тебе Капаней отомстивший воздвигнет".
Так переменчивый Марс равно меж сидонцев и греков
делит потерь череду[55] в сражениях кровопролитных.
Там о Гипсее, а здесь о яростном Гиппомедонте
плачут, но то, что беда — обоюдна, — обоим утешно.
570 А между тем смущенная сном, предвещающим горе,
грозная мать рассылателя стрел — младого Тегейца[56],
пряди волос распустив и — как полагалось — босая,
шла предрассветной порой к ледяному потоку Ладона,
чтобы живою водой очистить зловещую грезу.
Ибо в ночном забытьи, томимая гнетом заботы,
видела мать — и не раз — что в храме ею прибитый
падал доспех, и она меж гробниц незнакомых блуждала,
изгнанная из лесов народом дриад разъяренных.[57]
Видела мать, как с войны отряд возвратился с триумфом, —
580 вооруженье, коня знакомого, спутников сына,
но — не его самого; и видела тул опустевший,
изображенье свое в огне и призрак знакомый.
Но исключительный страх последняя ночь предвещала
матери жалкой, ее до сердечных глубин растревожив.
Был в аркадских лесах плодородной прославленный мощью
дуб, который она посвятила Тривии[58], в рощах
выбрав средь многих дерев, и, преданно чтя его, богом
сделала: здесь оставляла свой лук, и усталые стрелы,
вепрей кривые клыки прибивала и полые шкуры[59]
590 львов и оленьи рога, на лесную похожие чащу.
Ветви — почти не видны, настолько их загромождали
пашен дары, а зеленую тень блеск застил железный.
Мнилось ей, будто она с охоты в горах возвращалась
и эриманфской несла медведицы, ею добытой,
пасть, — вдруг видит: сей дуб, рассеченный[60] огромною раной,
листья свои обронил, и лежат на земле, издыхая,
ветви в кровавой росе; а нимфа ей молвит, что в роще
сонм кровожадных менад и враждебный Лиэй бушевали.
Стонет она и в бесплотную грудь ударяет, — но очи
600 морок прервали ночной; вскочив с тревожного ложа,
хочет она одного, чтоб рыдания явью не стали.
Вот почему, в ток трижды власы погрузив и очистясь,
и утешающие в материнских тревожных заботах
речи присовокупив, к Дианы Воинственной храму
утренней мчится росой и знакомые с радостью видит
чащи лесные и дуб. Тогда, пред очи богини
став, обращается к ней — вотще! — с такими словами:
"Дева, Владычица рощ, чью грозную службу и знаки
небезопасные чту, свой немощный пол презирая, —
610 и не на греческий лад: ни племя живущих сурово
колхов не чтило тебя безупречнее, ни амазонки[61].
Если меня никогда не манили ни пляски, ни игры
буйных ночей и, даже на брак решась ненавистный,
ни оплетенных лозой не носила я тирсов, ни мягкой
пряжи, а с мужем сойдясь, не покинула сумрачной чащи,
и до сих пор — охотница я, и душою — безбрачна; —
я не стремилась свой грех сокрыть в потаенных пещерах,
но, показав младенца тебе, у твоих положила
ног, повинясь, дрожащий приплод, а он — благородной
620 крови — он к луку пополз моему нимало не медля,
дрот потребовал дать, как только словам научился; —
сына… — ведь мне по ночам тревожные сны угрожают —
сына, молю, — он ушел на войну, положившись чрезмерно,
горе, на дерзкий обет тебе — победителем в битве
дай мне узреть, — или просто узреть, коль это чрезмерно!
Дома оружьем твоим пусть бьется. Избавь от зловещих
снов, о богиня! Почто, дубравная Делия, в наших
рощах вражьи царят менады и боги фиванцев?[62]
Горе мне! Но почему — пусть лживой пророчицей буду! —
630 но почему я считаю сей дуб великой приметой?
Если же бедственной мне сон верные шлет прорицанья, —
ради страданий моих материнских, Диктинна благая,
вещего брата[63] почтив, пронзи злосчастное чрево
верной стрелой и дозволь, чтоб о гибели матери жалкой
первым сын услыхал!" — Промолвила и, разрыдавшись,
видит, что влажен и сам белокаменный образ Дианы.[64]
И оставляя ее — да лежит на священном пороге
и волосами метет алтари ледяные — богиня,
грозная ликом, меж звезд зеленеющий Менал сейчас же
640 одолевает прыжком и к кадмейским стенам устремляет
шаг свой по светлой стезе под небом вершинным, известной
только богам, и глядит с крутизны на земли вселенной.
Путь приближался уже к горловине зеленой Парнаса, —
тут замечает она, что брат в ослепительной туче,

55

Стих 566-567 Так переменчивый Марс… делит потерь череду… Ср. Валерий Флакк. "Аргонавтика", VI, 427, 631.

56

Стих 571 …грозная мать… младого Тегейца… Аталанта, мать Партенопея, названного Тегейцем по названию города Тегеи в Аркадии.

57

Стих 572-578 …пряди полос распушив и — как полагалось — босая… Распущенные волосы символизировали скорбь; об обычае при свершении священных обрядов разуваться сообщает Вергилий ("Энеида", IV, 518); …предрассветной порой… которая считалась самым подходящим временем для мольбы и жертвоприношения. Ср. IX, 604-605; Вергилий. "Энеида", XI, 4; …чтобы живою водой очистить зловещую грезу. Ср. Проперций, III, 10, 13; Персий. "Сатиры", II, 16; …в храме ею прибитый падал доспех… Падение доспехов, прибитых в честь богов в храме, считалось дурным предзнаменованием. Ср. II, 257-258; …изгнанная из лесов народом дриад… К Аталанте как охотнице, опекаемой Дианой, лесные божества обычно относились благосклонно.

58

Стих 586 …дуб, который она посвятила Тривии… У многих народов было принято посвящать богам деревья и рощи и называть их именем того бога, которому посвящали. Об этом сообщает Плиний ("Естественная история", XII, 2) и Тацит ("Германия", IX).

59

Стих 589 …клыки прибивала и полые шкуры…. Ср. Вергилий. "Энеида", IX, 408; Апулей. "Флориды", I.

60

Стих 595-598 …вдруг видит: сей дуб, рассеченный… Это описание заимствует у Стация Клавдиан ("Похищение Прозерпины", III, 74, слл.);

61

Стих 608-611 …грозную службу… т.е. охоту; …и не на греческий лад… Греческие женщины не охотились и не носили оружия; …ни племя… колхов не чтило тебя безупречнее, ни амазонки. Колхи чтили Диану, отождествляя ее с Гекатой, дочерью Персея, царя колхов; амазонки чтили Диану и Минерву. Ср. XII, 531.

62

Стих 628 …вражьи царят менады и боги фиванцев? Во сне Аталанта видела священный дуб, изуродованный менадами и Вакхом, что напоминает ей врагов — фиванцев, угрожающих ее сыну.

63

Стих 633 …вещего брата… Аполлона.

64

Стих 636 …влажен и сам белокаменный образ Дианы. Плачущие изображения богов считались дурными предзнаменованиями. Ср. IV, 374.