Выбрать главу
пали из рук[15], и на грудь изнемогшие лица поникли. Смолкло всё, наконец: уже и самих звонкоступов ноги не держат, и сам огнь пеплом внезапным покрылся. Та же дрема не зовет[16] к забытью трепещущих греков: к ближнему стану свои облака не пустила ночного бога чаровная мощь, — повсюду стоят при оружье, на непроглядную ночь и кичливый дозор негодуя. 160 Вдруг — лишь в душу вошло божество — неожиданный трепет Фиодаманта объял и, страхом исполнив смятенным, судьбы поведать велел, — Сатурния ль это внушила, или благой Аполлон взговорил в служителе новом. Ринулся Фиодамант — ужасен и видом, и речью, и сокрушен божеством, которого разумом хрупким он не вмещал. Его затрясло, лицо исказилось голым безумьем, дрожа, надувались и вновь опадали щеки и пятнами шли, и бессмысленно взоры блуждали, и плетеница, свиясь с волосами, на вые металась. 170 Так окровавленного фригийца Идейская Матерь гонит из страшных пещер, принуждая не видеть, что руки — нож истерзал; тот бьет сосною священною в перси и, разметав волоса кровавые, мчится и раны тем бередит; дрожат и поле, и древо радений в рдяной росе, а львы колесницу в испуге вздымают. Люд потянулся в покой размышлений и к чтимому крову стягов, где долго уже обильем потерь удрученный, крайности бед вороша, Адраст размышлял понапрасну. Стала вокруг внезапная знать — из тех, кто погибшим 180 ближе всего, — и туда, где цари могучие прежде были, глядят, о своем скорбя, а не радуясь взлете. Так, посредине пути потеряв корабельщика, судно режет простор: подойдет к сиротливому дышлу кормила то надзиратель гребцов, то блюститель глядящего в море носа, — но самый корабль замирает, и движутся туго весла, и новой руке опекающий бог — не помощник. Но возбужденный авгур ободряет смятенных ахеян: "Божий всемощный указ, о вожди, и священную волю вам доношу: сии не из нашего сердца глаголы, 190 Оный звучит, чью службу служить, увенчавшись повязкой, ваше доверье — и бог не препятствовал — мне поручило. Ночь великих трудов, для прекрасной удобную кары, знаменья божьи несут, споснешница Доблесть торопит, воинов Счастье зовет. — Окутана мороком сонным, спит аонийская рать, — се время царей убиенных, день злополучный отмстить. Хватайте оружье, крушите сопротивленье ворот, — вот наше соратникам пламя, вот погребальный обряд! Я это и днем, среди битвы кровопролитной, когда противники одолевали, — 200 новопреставленный жрец[17] и треножники слову порука! — видел, и над головой шумели благие вещуньи. Но подтвердилось — сейчас. Ко мне в молчании ночи сам — да, сам — из земли, повторно разъявшейся, выйдя, точно такой же, как был, лишь выкрасил сумрак запряжку, Амфиарай приходил. Не бесплодной дремы привиденья и не внушения сна изрекаю: "Ужели, — промолвил, — Инаха косным сынам — оправдай же венок сей парнасский, наших богов оправдай! — ночь эту проспать ты позволить, жалкий? Не я ли тебе и тайны небес, и блужданье 210 птиц изъяснял? Так иди же смелей и ныне железом мне отплати!" — Сказал и меня сюда устремиться, мнилось, воздетым копьем подталкивал и колесницей. Так поспешим, — не упустим богов: враги ведь не рвутся грудью на нас, война полегла, — свирепствуйте вволю! Есть ли здесь те, кто не прочь — покамест судьба позволяет — в громкой молве вознестись? — Вот снова в ночи благосклонной вестницы-птицы! Им вслед — хотя бы отстали отряды — двинусь один! — Ибо он — впереди и коней погоняет". Так вопия, жрец ночь возмущал. И двинулись следом, 220 Столько ж возбуждены, — бог, мнилось, единый в сердце у всех и порыв не отстать и отважиться вместе. Он трижды десять бойцов — опору отрядов — покорно сам отобрал, — а вокруг остальные шумят, негодуя, что оставаться должны и в стане без дела томиться. Часть — благородство, часть — доблесть своих, часть свою вспоминает, прочие — "жребий" кричат, отовсюду доносится "жребий". Радуясь спорам таким, Адраст распрямлялся душою. Так с Фолои-горы воспитатель коней окрыленных скотообильной весной, обновляющей порослью стадо, 230 с радостью зрит, как на кручу хребта молодняк устремился, или поплыл по реке, иль родителей перегоняет. Чуткой душою одних он уже намечает для плуга, добрую стать находит в других, а в третьих — пригодность к битве, в четвертых же — дар подняться к награде элидской[18]. С ним был схож и седой предводитель ахейских отрядов.
вернуться

15

Стих 118-165 К оной обители Снасоскользнула Радуга-дева… — Ирида передает Сну приказ Юноны, и тот вылетает против фиванцев: в первой части этой картины Стаций опирался на Овидия ("Метаморфозы", XI, 616 слл.; ср. также Вергилий. "Энеида", IV, 700 слл.), однако в целом этот эпизод — прекрасный образец поэтической силы стациева воображения; …свирепые дроты пали из рук… — В лат. тексте pila — тяжелые метательные копья, каких не было у греков; это не единственный анахронизм у Стация (ср. X, 177 — стяги, собственно — значки, 527 — железные запоры, 530 — черепаха, 533, 857, 859 — свинцовые снаряды, бросаемые с помощью пращи).

вернуться

16

Стих 156-159 Та же дрема не зовет… — Ср. Вергилий. "Энеида", IV, 529 слл.

вернуться

17

Стих 160-218 Вдругнеожиданный трепет Фиодаманта объял… — Образцом для этой сцены послужил Вергилий ("Энеида", VI, 77 слл.). Его затрясло… — Ср. Вергилий. "Энеида", VI, 101; Так окровавленного фригийца… — служителя Кибелы, участника ее кровавых таинств; ср. Катулл, LXIII; Лукреций. "О природе вещей", II, 600 слл.; Овидий. "Фасты", IV, 221 слл.; Валерий Флакк. "Аргонавтика", VII, 635 слл.; …древо радений… — Ср. XII, 302; "Сильвы", V, I, 191; Вергилий. "Энеида", XI, 557: Такпотеряв корабельщика, судно режет простор… — Ср. X, 13-14; …новопреставленный жрец… — Амфиарай.

вернуться

18

Стих 228-234 Таквоспитатель коней… — Ср. Лукан. "Фарсалия", III, 198; Фолоя, по Стацию, — гора в Фессалии (ср. "Ахиллеида", I, 168, 238); фессалийские кони в древности весьма славились; здесь же обретались, по мифам, кентавры (ср. кентавра Фола); …скотообильной весной, обновляющей порослью стадо… — Ср. Вергилий. "Буколики", VII, 36; …дар подняться к награде элидской. — принести победу в Олимпийских состязаниях; ср. Проперций, III, 9, 17; Вергилий. "Георгики", I, 59; III, 49, 180.