В Германии последних месяцев 1932 г. события развивались стремительно. Новые выборы в рейхстаг, состоявшиеся 6 ноября, принесли успех КПГ, собравшей 6 млн голосов, нацисты же потеряли 2 млн голосов, что вызывалось, вероятно, тем, что приход к власти, который они постоянно предвещали, сильно затянулся и неустойчивая часть их электората отдала свои голоса другим партиям, возможно, и коммунистам. У КПГ были основания для радости, но не для самоуспокоенности, ибо потеря влияния НСДАП не входила в расчёты влиятельных кругов крупного капитала, сделавших ставку на Гитлера, она лишь активизировала их. Значительно усилилось давление на Гинденбурга с целью сгладить имевшиеся разногласия и призвать нацистскую партию к власти. Во главе имперского правительства вместо Папена встал генерал Шлейхер.
Когда знакомишься с документами КПГ, относящимися к этим последним двум месяцам, не оставляет ощущение, что подлинная тревога, которая заставила бы бить в набат, отсутствовала. В конце ноября В. Ульбрихт, рассуждая о письме Сталина (опубликованном год назад), призывал к последовательной борьбе против социал-демократии[83]. Листовка «Долой Шлейхера!», датированная началом декабря, декларировала «борьбу против опоры этой системы, врагов революции, вождей СДПГ, Рейхсбаннера, АДГБ, а также Гитлера, Геббельса и Ко!»[84]. В циркулярном письме отдела агитации и пропаганды ЦК КПГ от 22 декабря, посвящённом идеологическому наступлению, речь шла о предстоявшем в январе дне памяти К. Либкнехта, Р. Люксембург и В. И. Ленина; подчёркивалось, что этот день должен стать прологом к проведению в марте 1933 г. юбилейных дат, связанных с К. Марксом. В этом документе говорилось также: «Мы в текущем году на один шаг приблизились к завоеванию большинства рабочего класса»[85]. 28 января датировано циркулярное письмо Секретариата об организации кампании в связи с намеченным на весну очередным съездом СДПГ, которую рекомендовалось вести под лозунгом завоевания большинства пролетариата (другой лозунг: «СДПГ — главная социальная опора капиталистического господства»)[86].
Это спокойствие, ничем не омрачаемая уверенность в завтрашнем дне были следствием того, что господствующей после выборов 6 ноября стала глубоко ошибочная точка зрения о тяжёлом, едва ли не бесперспективном положении гитлеровской партии. В циркулярном письме от 22 декабря речь шла о «находящейся в упадке национал-социалистской партии»[87]. А в это время за кулисами шла кипучая деятельность с целью притупить противоречия в буржуазном лагере и передать бразды правления Гитлеру; сведения об этих махинациях проникали в прессу (например, о встрече Папена с Гитлером 5 января 1933 г.). Но и теперь необходимого осознания того, к чему могут привести происки правящих кругов, не было. Поэтому не было и сколько-нибудь серьёзной подготовки к возможному запрету партии; это тем более непонятно, что в документах КПГ за все рассматриваемые годы постоянно говорилось о предстоящем (иногда — чуть ли не немедленном) переходе в подполье и мерах, необходимых для организации деятельности в новых условиях[88]. К сожалению, запрет, когда он произошёл, партия встретила очень слабо подготовленной.
Если же говорить о 30 января 1933 г., то отчаянный призыв КПГ ко всеобщей забастовке не мог принести успеха, поскольку социал-демократия, верная своей политике непротивления реакции, а кроме того, не желавшая поддержать этот призыв именно потому, что он исходил от КПГ, не захотела поднять идущие за ней массы на активное сопротивление. Отчуждение между приверженцами рабочих партий укоренилось настолько, что преодолеть его было уже нельзя. Совместное выступление могло бы быть только результатом более или менее длительного «перемирия» между ними, если не совместных, то хотя бы одновременных действий, направленных против фашистской опасности. Руководители СДПГ и КПГ не хотели этого, и в сложившихся условиях иного итога быть и не могло.
88
См.