Сталин болезненно воспринял это подозрительное убийство на польской земле, произошедшее после полицейского налета в Лондоне, инициированного англичанами разрыва дипломатических отношений и удара в Китае, по отношению к которому советская политика была направлена на то, чтобы не допустить его превращения в империалистический плацдарм. «Чувствуется рука Англии, — написал Сталин на обороте полученной 8 июня шифрованной телеграммы от Молотова по поводу убийства Войкова. — Хотят спровоцировать конфликт с Польшей. Хотят повторить Сараево». Сталин рекомендовал провести один-два процесса над английскими шпионами и приказал: «Всех видных монархистов, сидящих у нас в тюрьме или в концентрационном лагере, надо немедля объявить заложниками» и «расстрелять пять или десять», о чем следовало поместить извещения в печати[3589]. Молотов сформулировал указания Сталина как приказ политбюро. В тот же день ОГПУ получило дополнительные внесудебные полномочия, включая восстановление чрезвычайных трибуналов, известных как «тройки», для рассмотрения неотложных дел (формально этот шаг был одобрен лишь в некоторых губерниях в порядке содействия антиповстанческим мероприятиям)[3590]. 9 июня Молотов писал: «Были сомнения у отдельных тов[ари]щей, стоит ли издавать Прав[ительственное] Сообщ[ение]» об ответных репрессиях, «но теперь, кажется, все согласны, что оно вышло вполне кстати»[3591]. В ночь с 9 на 10 июня около двадцати дворян, незадолго до этого арестованных за причастность к монархической «организации», были обвинены в подготовке «террористических актов» против советских вождей и расстреляны без суда. Некоторые из них были объявлены агентами британской разведки[3592]. Партийные организации провели на сотнях предприятий митинги в поддержку этих расправ, и присутствовавшие на них рабочие одобрительно говорили: «Наконец-то ЧК заработала»[3593].
«Мое личное мнение: …Агенты Лондона сидят у нас глубже, чем кажется, и явки у них все же останутся», — писал Сталин в телеграмме Менжинскому из Сочи. Он хотел, чтобы глава контрразведки Артузов делал объявления об арестах с тем, чтобы расстроить попытки вербовки агентов англичанами и соблазнять советскую молодежь службой в ОГПУ[3594]. В июле «Правда» сообщила о казни группы «террористов-белогвардейцев» из Ленинграда, которыми якобы руководил британский шпион[3595]. В Сибири, где за вторую половину 1926 года не было открыто ни одного дела о шпионаже, много таких дел было заведено в 1927 году[3596]. Менжинский тайно доносил политбюро, что ОГПУ провело 20 тысяч повальных обысков и арестовало по всему Союзу более 9 тысяч человек[3597]. «Над всем обществом огромной черной тучей повис страх, парализовавший всякую жизнь», — докладывал в Стокгольм шведский дипломат[3598]. Сознание Сталина и политическая атмосфера в стране сплавлялись друг с другом.
Голый император
Неутихающие слухи о войне провоцировали массовую скупку товаров в магазинах, накопление припасов и заявления о нежелании идти на войну или готовности заниматься саботажем в случае конфликта, которые отмечались в донесениях ОГПУ о политических настроениях, отражавших глубочайшие страхи режима[3599]. Примерно 15 июня в Москву после продолжительного лечения в Европе вернулся Чичерин. «Все в Москве говорили о войне, — впоследствии рассказывал он Луису Фишеру, корреспонденту из Америки, сочувствовавшему СССР. — Я пытался разубеждать их. „Никто не собирается нападать на нас“, — настаивал я. Но затем один из коллег просветил меня. Он сказал: „Тсс. Мы это знаем. Но это нужно нам против Троцкого“»[3600]. Попытки Чичерина разрядить международную напряженность понятны, однако страх перед войной проистекал непосредственно из присущей революции структурной паранойи (капиталистическое окружение) в сочетании с вызывающей внешней политикой режима[3601]. Отношения со врагом (капиталистическими державами) не могли выйти за рамки целесообразности; внутренняя критика, какие бы задачи она ни пыталась решить, свидетельствовала о разобщенности, ослабляла СССР, существовавший во враждебном окружении, и подавала сигнал внешним врагам. А партийные функционеры, отнюдь не всегда вполне подкованные в марксизме-ленинизме, были податливы к пению сирен.
3589
3590
3592
3593
Плеханов.
3594
3597
Зданович.
3598
Velikanova,
3599
Севостьянов.
3600
В августе 1929 г. Фишер провел с Чичериным несколько дней в Висбадене (Германия). Fischer,
3601
Velikanova,