Каменеву было позволено присутствовать на съезде как делегату с совещательным голосом и его ремарки снова были очень яркими, хотя и резко отличались от его выступлений двухлетней давности, когда он отрицал способность Сталина обеспечить единство партии. «…перед всеми нами [стоит] вопрос о выборе одного из двух путей, — объяснял сейчас Каменев, которого почти постоянно прерывали, обвиняя в троцкизме, лжи и еще более худших грехах. — Один из этих путей — вторая партия. Этот путь, в условиях пролетарской диктатуры, — гибельный для революции. Это путь вырождения политического и классового. Этот путь для нас заказан, запрещен, исключен всей системой наших взглядов, всем учением Ленина <…> Остается, стало быть, второй путь <…> целиком и полностью подчиниться партии. Мы избираем этот путь, ибо глубоко уверены, что правильная, ленинская политика может восторжествовать только в нашей партии и только через нее, а не вне партии, не вопреки ей»[3683]. Выходило, что Сталин все же объединил партию: и унижение Зиновьева было тому доказательством.
7 декабря, закрывая дискуссию по своему докладу, Сталин с торжеством заявил: «О речах тт. Евдокимова и Муралова я не имею сказать что-либо по существу, так как они не дают для этого материала. О них можно было бы сказать лишь одно: да простит им аллах прегрешения их». Делегаты ответили смехом и аплодисментами. Покаянное выступление Каменева Сталин назвал фарисейским. Он сравнил партию с живым организмом: «…старое, отживающее, — выпадает (аплодисменты), новое, растущее, — живет и развивается (аплодисменты). Отходят одни <…> Растут новые, и вверху и внизу, ведя дело вперед <…> И если теперь выпадут из тележки некоторые лидеры, не желающие твердо сидеть в тележке, то в этом нет ничего удивительного. Это только избавит партию от людей, путающихся в ногах и мешающих ей двигаться вперед». А те, кто «намерены выпасть из тележки, — туда им и дорога! (Бурные продолжительные аплодисменты. Весь съезд встает и устраивает т. Сталину овацию.)»[3684]
На голосование была немедленно поставлена резолюция с осуждением оппозиции, принятая единогласно. А затем снова всплыло проклятое «Завещание».
В июле 1926 года Сталин дал отпор своим критикам, заявив, что «Завещание» Ленина будет опубликовано на следующем съезде партии (то есть сейчас). 9 декабря Орджоникидзе выступил с соответствующим формальным предложением, предполагавшим отмену решения XIII съезда. Рыков предложил опубликовать все документы, надиктованные Лениным во время его болезни, а не только ту их часть, которая была известна как «Завещание», и включить «Завещание» в материалы XV съезда. Предложения Рыкова были приняты единогласно[3685]. Но «Завещание» так и не попало в опубликованные материалы съезда[3686]. Вместо этого Сталин издал «Завещание» во время съезда как отдельный бюллетень «только для членов партии» тиражом в 13 500 экземпляров, что в девять раз превышало число делегатов. Каким образом этот бюллетень распространялся и сколько человек его прочло, неясно[3687].
В выступлениях на съезде многое приукрашивалось. По каналам тайной полиции поступали тревожные донесения о «товарном голоде» и всеобщем народном возмущении. «Очереди за продуктами и мануфактурой стали бытовым явлением (Центр, Белоруссия, Поволжье, Закавказье), а также обычны давки и скандалы, — докладывало ОГПУ. — Отмечен ряд случаев, когда стоявшие в очереди женщины падали в обморок». Тайная полиция, помня об историческом прецеденте, уделяла особое внимание женщинам в очередях за продовольствием; те жаловались, что можно простоять целый день в очереди за мукой и что им нечем кормить своих мужей, когда те приходят домой с работы[3688]. В качестве подачки рабочим режим установил семичасовой рабочий день, что не слишком согласовывалось с нехваткой потребительских товаров для продажи крестьянам. «И так товаров в лавках нет, а при семичасовом рабочем дне совсем товаров никаких не будет», — говорил один крестьянин, согласно сводке настроений в деревне, составленной ОГПУ в декабре 1927 года. Как сообщалось, один «кулак» утверждал: «Если бы крестьяне были организованы в какую-либо организацию и в один голос сказали бы, что мы вам за такую цену сдавать хлеба не будем, рабочие сидели бы со своим товаром и подыхали бы с голоду, забыли бы тогда про семичасовой рабочий день»[3689]. Большевистская революция во все большей и большей степени производила впечатление триумфального поражения.
3687
Бюллетень № 30, приложение № 1. С. 35–37; Medvedev,
3688
Данилов.