Сталин. Том 1. Парадоксы власти, 1878–1928 [Stalin: Paradoxes of Power, 1878–1928]

Самосбывающийся кризис

Российская власть в ее советском обличье так же, как Российская империя, опиралась на пшеницу и рожь. Несмотря на все мечты о модернизации, к 1928 году промышленность едва достигла уровня царского времени, даже не помогла продолжительная передышка, которую дала стране новая экономическая политика с ее частичной легализацией рынков[3717]. Напротив, в Англии и Германии промышленность выросла на 10 % по сравнению с 1913 годом, во Франции — на 40 %, а в США — на все 75 %[3718]. Россия теряла почву под ногами. В то же время нэп предполагал готовность крестьян продавать излишки — то есть зерно, которое не шло у них в пищу или на изготовление самогона, — не только частным торговцам (нэпманам), но и государственным агентам по хлебозаготовкам по ценам, установленным государством. С июля, когда начинался сельскохозяйственный год (заканчивавшийся в июне) и когда начинались сбор урожая и заготовка хлеба государством, по декабрь 1927 года советское государство запасло всего 5,4 миллиона тонн зерна. Поскольку план хлебозаготовок на этот период составлял 7,7 миллиона тонн, налицо была острая нехватка хлеба, создававшая угрозу голода в Москве и Ленинграде, а также в Красной армии уже в весенний период. Особенно тревожной была ситуация в ноябре и декабре 1927 года, когда поставки хлеба достигли лишь половины от уровня предыдущего года[3719]. Панические донесения приходили даже из советского Узбекистана, где голодающие хлопкоробы желали перейти на разведение тех культур, которые бы обеспечили их питанием, а власти начали отбирать хлеб у всех, кто его выращивал, не оставляя им ни зернышка[3720]. Правительство едва ли могло себе позволить серьезные волнения в Москве — падению царского режима сопутствовали уличные демонстрации, вызванные нехваткой хлеба, и дефицит продовольствия сыграл немалую роль в свержении Временного правительства.

Еще более тревожными были долгосрочные перспективы. Царская Россия кормила и Англию, и Германию, а экспорт хлеба в 1913 году достигал 9 миллионов тонн, в то время как в 1927 году он составлял жалкие 2,2 миллионов тонн, принося намного меньше твердой валюты, требовавшейся для экспорта оборудования и индустриализации. В то же время для Сталина была составлена таблица, демонстрировавшая резкое сокращение доли хлеба, поставлявшегося на рынок, по сравнению с царскими временами — с 26 до 13 % (притом что сократились и сами урожаи)[3721]. В результате крестьянской революции часть земель, на которых прежде выращивался хлеб для продажи на рынке, была захвачена и теперь использовалась в натуральном хозяйстве, вследствие чего за пределами деревни продавалось меньше зерна даже при урожаях сопоставимого размера[3722]. Вообще говоря, урожайность в СССР была выше, чем в Китае или Индии. Но конкурентами СССР являлись Англия, Франция и Германия, и несмотря на определенный прогресс в том, что касалось инвентаря, сельскохозяйственных машин, кредита и сбытовых кооперативов, сельское хозяйство в стране оставалось явно отсталым. Три четверти всего зерна высевалось вручную, почти половина хлеба собиралась с помощью серпов и кос, а две пятых урожая обмолачивалось цепами или аналогичными ручными орудиями[3723]. Российское сельское хозяйство просто не развивалось, в то время как у великих держав полным ходом шла его механизация. Увеличить общее производство хлеба было большой проблемой. После рекордного урожая 1925/1926 года (77 миллионов тонн) урожай 1926/1927 года оказался разочаровывающим, составив около 73 миллионов тонн, а урожай 1927/1928 года тоже не радовал: по официальной оценке, он тоже составлял 73 миллиона тонн, но, скорее всего, не превышал 70 миллионов[3724]. Это были упрямые факты, и они стали бы проблемой для любого российского правительства, но большевики своими действиями неумолимо подрывали квазирынок нэпа[3725].

3717

Paul R. Gregory, «National Income», in Davies, From Tsarism to the New Economic Policy [1990], на p. 247.

3718

Kindleberger, World in Depression, 46.

3719

Carr and Davies, Foundations of a Planned Economy, I/ii: 943 (table 7).

3720

Конюхов. КПСС в борьбе. С. 66 (ссылка на: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. [без номера]. Д. 95. Л. 29–30).

3721

Jasny, Socialist Agriculture, 223–7; Dohan, «The Economic Origins of Soviet Autarky», 605; Davies, Socialist Offensive, 419 (table 1); Carr and Davies, Foundations of a Planned Economy, I/ii: 698, 916–9, 1027 (table 38). После революции (в годы нэпа) рекордный урожай был собран в 1925–1926 г.: 76,8 млн тонн.

3722

Davies, Socialist Offensive, 1–18.

3723

Итоги выполнения первого пятилетнего плана. С. 135.

3724

Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 446; Davies, Socialist Offensive, 4, 13. Данные по советским урожаям 1920-х гг. являются оценочными: до начала жатвы статистики просили какое-то число крестьян оценить величину будущего урожая по пятибалльной шкале, затем вычисляли, какая доля крестьян оценивает будущий урожай средней величиной, и умножали полученную цифру на среднюю величину урожая до революции. Наконец, в итог вносилась поправка в сторону увеличения, поскольку предполагалось, что крестьяне занижают объемы будущего урожая с целью уклонения от налогов. Официальные результаты, скорее всего, давали завышенную оценку урожая. В 1929 г. статистики отказались от использования дореволюционного среднего, тем самым отказавшись и от всех своих оценок урожаев 1920-х гг. Tauger, «Statistical Falsification in the Soviet Union». Коллективизация дала возможность точно оценивать величину урожаев в СССР, хотя это не означает, что публике сообщались точные цифры.

3725

И политика режима, и представления о необходимости индустриализации с точки зрения экономики — причем распространенные в намного более широких кругах, чем сталинская фракция, — вступали в противоречие с нэпом еще до поездки Сталина в Сибирь. Davies and Wheatcroft, «Further Thoughts», 798. Согласно образному выражению одного исследователя, «Нэп был домом, построенным на песке». Но он был таковым лишь вследствие антирыночного поведения режима. Pethybridge, One Step Backwards, 250.