Вследствие гонений на частную промышленность на ее долю приходилось лишь 10 % общего производства в СССР, и эта доля продолжала снижаться, но у главных производителей — государственных предприятий, объединенных в гигантские тресты, — почти не имелось стимулов к снижению чрезмерно раздутых производственных издержек и даже к выпуску товаров, требовавшихся на рынке. В указе о трестах от 1927 года в качестве главного критерия их работы устанавливалась не прибыль, а объемы выработки, что усугублялось таким антистимулом, как сложившаяся практика выдачи самых больших субсидий тем, кто показывал самые плохие результаты[3726]. Неспособность режима сопротивляться желанию изыскивать средства на жизненно необходимую промышленную экспансию путем денежной эмиссии влекла за собой инфляцию, которая, в свою очередь, порождала новые неуклюжие меры контроля за ценами, пагубно сказывавшиеся на работе рынка. Иными словами, административные методы управления экономикой лишь усугубляли дисбаланс и усиливали склонность к новым административным методам, создавая порочный круг[3727]. «Если стоит выбор между программой индустриализации и рыночным равновесием, рынок должен уступить», — распинался в январе 1928 года перед своей партийной организацией Валериан Куйбышев, возглавлявший Высший совет народного хозяйства. Он допустил, что рынок «может быть одним течением, но коммунист и большевик всегда умел и умеет плыть против течения», и в итоге заявил, что «воля партии творит чудеса <…> [она] уже начинает творить чудеса и сотворит чудеса, несмотря на все конъюнктурные явления»[3728]. Всего несколько недель спустя Куйбышев на выступлении в президиуме ВСНХ утверждал, что «государственная воля сломила конъюнктуру»[3729]. Подобные идиотские заявления непреднамеренно обнажали те аспекты резкого снижения объемов государственных хлебозаготовок, за которыми стояли действия самого государства.
Некоторые крестьяне придерживали хлеб из-за страха перед новым голодом, но специалисты по большей части объясняли сокращение продаж зерна снижением его производства на душу населения, ростом подушного потребления в деревне, но в первую очередь — разрывом между низкими ценами на зерно и высокими ценами на нужные крестьянам промышленные товары: этими пресловутыми ножницами, согласно метафоре Троцкого, чьи лезвия расходились в разные стороны[3730]. Их можно было сомкнуть, существенно повысив закупочные цены на зерно и безжалостно ограничив денежную эмиссию, но первая из этих мер повлекла бы за собой необходимость продавать рабочим хлеб по более высоким ценам и в то же время повредила бы индустриализации (внутренние закупки зерна по более высоким ценам снизили бы поступления от экспорта), в то время как вторая из них породила бы потребность умерить амбициозные планы индустриальной экспансии[3731]. Сталину претила мысль о том, чтобы снова делать крестьянам политические уступки такого рода, тем более что режим, пойдя на них, оказался там, где и был. Вместо этого политбюро в 1927 году потребовало значительно снизить цены на промышленные товары, а для этого, по словам Сталина, нужно было «сбить надбавку, снизить надбавку, любой ценой преодолеть сопротивление кооперативов и прочих торговых организаций»[3732]. Несколькими годами ранее, когда существовали незадействованные промышленные мощности, ожидавшие оживления, этот маневр сработал, но сейчас даже при завышенных ценах спрос на промышленные товары все равно оставался неудовлетворенным вследствие недостаточных объемов производства, а снижение цен — которое к тому же состоялось летом, когда рабочие уходили в отпуска и производство обычно сокращалось, — лишь сделало такое явление, как пустые полки магазинов, еще более повсеместным[3733]. «В ряде районов, — указывалось в обзоре политических настроений в деревне за декабрь 1927 года, составленном тайной полицией, — крестьяне ежедневно приходят в кооперацию справляться, не получилось ли товара»[3734]. Правда, на протяжении января 1928 года ткацкие фабрики в Подмосковье работали и по субботам, выпуская продукцию для зернопроизводящих регионов, но товарный голод не был преодолен[3735].
3726
Неретина. Реорганизация государственной промышленности в 1921–25 годах: принципы и тенденции развития, в: Дэвис.
3727
Davies and Wheatcroft, «Further Thoughts», 798; Дмитренко.
3728
В. В. Куйбышев и социалистическая индустриализация СССР, в:
3729
Цит. по: Богушевский.
3730
Carr,
3731
Dohan, «Soviet Foreign Trade in the NEP Economy», 343–5. Во время предыдущего кризиса хлебозаготовок, в 1925 г., власти все же подняли закупочные цены на зерно. Davies,
3732
Harrison, «Prices in the Politburo, 1927», 224–46. Рыков во время XV съезда партии встретился с функционерами из хлебных регионов и запретил им даже заикаться о повышении цен на зерно, согласно позиции, сформулированной в резолюции политбюро от 24.12.1927: Данилов.
3733
Carr and Davies,
3734
Севостьянов.
3735
Исследователи того времени связывали нехватку товаров с проблемой оплаты импортного сырья для легкой промышленности (хлопка, тканей, шерсти, кожи). Dohan, «Foreign Trade», 223. Режим пытался сократить издержки и повысить эффективность торговых учреждений путем их слияния и сокращения административного аппарата. Конюхов.