Никто не воплощал в себе задачу осуществления новой революции в большей степени, чем Сырцов. Проводив Сталина после партийного собрания в Омске, он вернулся в Новосибирск, в партийный штаб Западной Сибири, где 31 января повторил перед сибирской партийной организацией заверения Сталина в том, что новая экономическая политика будет продолжена[3845]. Сырцов не отличался либеральными склонностями — именно он руководил кровавой депортацией казаков со своей родной Украины в годы гражданской войны, — но он считал, что коллективизация нужна только беспомощным бедным крестьянам, которые в одиночку просто не способны встать на ноги. На совещании по проблемам деревни, состоявшемся за год до поездки Сталина, Сырцов заявил: «Крестьянину-середняку, сильному хозяйству и зажиточным мы говорим: „Копите и удачи вам!“»[3846]. Даже после визита Сталина Сырцов выражал уверенность в пользе успешно хозяйствующих крестьян-единоличников для государства. Как он указывал сибирским коммунистам на следующем крупном региональном партийном собрании в марте 1928 года, «Когда паук сосет кровь из мухи, это тоже тяжелый труд»[3847]. Апологетика кулака, да еще из уст протеже Сталина! И Сырцов едва ли был одинок в своих убеждениях. Другой высокопоставленный сибирский функционер, Роберт Эйхе (г. р. 1890), латыш из бедной крестьянской семьи, начинавший карьеру в годы гражданской войны в наркомате продовольствия, высказывал аналогичные взгляды еще на региональной партийной конференции в 1927 году («Те товарищи, которые в перепуге от кулака, которые думают, что разорением мощных хозяйств мы ускорим проведение социалистического строительства, глубоко ошибаются»)[3848]. Впрочем, сейчас Эйхе начал вслед за Сталиным твердить о повсеместном «кулацком саботаже». Перед такими функционерами, как Эйхе — не только достаточно толстокожими для того, чтобы проливать кровь своего собственного народа, но и способными приноровиться к новым политическим веяниям, — открывались широкие возможности для служебного роста. Собственно говоря, Эйхе вскоре стал сибирским партийным боссом вместо Сырцова. Заковского тоже ожидала дальнейшая блестящая карьера[3849]. Безмерные амбиции в сочетании с животным страхом станут в руках Сталина мощным орудием. И все же для полномасштабного преобразования советской Евразии одной лишь кучки высокопоставленных функционеров-приспособленцев было далеко не достаточно.
На всем пути Сталина из Барнаула и Рубцовска в Омск, и далее на восток, к Красноярску (куда Сталин направился по предложению Сырцова, но в компании Эйхе), его телеграммы в Москву по-прежнему свидетельствовали о прогрессе в достижении ближайшей цели («Заготовки стали немного оживляться. Серьезный перелом должен начаться в конце января или в начале февраля»). Но вместо того, чтобы, как прежде, ссылаться на серьезное отношение местных должностных лиц к делу, Сталин подчеркивал, что он «накрутил всех как следует»[3850]. В Красноярске поздним вечером 31 января он встретился с партийным начальством, созванным со всей Восточной Сибири — в здании окружного отделения тайной полиции. Сталин требовал от собравшихся наладить хлебозаготовки, но в то же время недвусмысленно связал требование «обуздать кулака» с существованием «капиталистического окружения» и отметил, что «будущая война может разразиться внезапно, будет долгой и потребует чрезвычайных усилий». Встреча завершилась около шести утра 1 февраля. Сталин в телеграмме Микояну (все еще находившемуся на Северном Кавказе) потребовал повысить февральский план хлебозаготовок для Сибири с 235 тысяч до 325 тысяч тонн. «Это подстегнет заготовки, — писал он. — А это теперь необходимо»[3851]. 2 февраля Сталин отбыл в сторону Москвы[3852]. На следующий день красноярские газеты призвали население нанести «удар по кулаку»[3853]. Прежде чем Сталин вернулся в столицу, сибирская «хлебная тройка» увеличила свой февральский план до 400 тысяч тонн. Впрочем, чего можно было ожидать на местах в отсутствие Сталина, оставалось неясно. Февральские хлебозаготовки в регионе превысили январские в полтора раза, но не составили 400 тысяч тонн. На март была установлена квота в 375 тысяч тонн, но сибирские должностные лица были уверены лишь в возможности заготовить 217 тысяч тонн хлеба в месяц[3854].
3845
Гущин.
3849
В апреле 1932 г. Заковского перевели в Минск, назначив его главой ГПУ Белоруссии, куда вместе с ним перебралась и его большая команда, набранная им в Сибири.
3853
Папков.
3854
Ильиных.