Выбрать главу

Сам Сталин, взяв слово утром 10 апреля, отметил, что буржуазные специалисты, замешанные в Шахтинском деле, получали деньги от русской эмиграции и западных капиталистических организаций, и заявил, что налицо попытка «экономической интервенции», а вовсе не несчастные случаи на производстве. После разгрома оппозиции, — указал он, — партия была готова предаваться благодушию, но она не должна терять бдительности. «Глупо было бы предположить, что международный капитал оставит нас в покое, — напоминал Сталин. — Нет, товарищи, это неверно. Классы существуют, международный капитал существует, и он не может смотреть спокойно на развитие страны строящегося социализма». По его словам, перед Советским Союзом открывались два пути: либо и впредь осуществлять революционную политику и заниматься сплочением мирового рабочего класса и колониальных народов вокруг СССР, на каждом шагу сталкиваясь при этом с противодействием со стороны международного капитала, либо отступить — и в этом случае международный капитал «не прочь будет „помочь“ нам в деле перерождения нашей социалистической страны в „добрую“ буржуазную республику». Англия предлагала разделить Персию, Афганистан и Турцию на две сферы влияния, но мог ли СССР пойти на такую уступку? Общий возглас: «Нет!». Соединенные Штаты потребовали, чтобы СССР отказался от политики мировой революции — мог ли СССР пойти на такую уступку? Общий возглас: «Нет!». СССР мог бы установить «дружественные» отношения с Японией, если бы согласился разделить с ней Маньчжурию — мог ли СССР согласиться на такую уступку? «Нет!» И так далее. Отказаться от государственной монополии на внешнюю торговлю, выплатить империалистические военные долги царского и Временного правительств? «Нет!». Отказ СССР пойти на подобные уступки, по словам Сталина, стал толчком к «экономической интервенции» международного капитала, обратившегося к помощи внутренних врагов — отсюда и Шахтинское дело. Все это звучало достаточно осмысленно.

Сталин упомянул, что видел пьесу молодого «пролетарского» драматурга Владимира Киршона (г. р. 1902) «Рельсы гудят». Ее главным героем был директор завода — коммунист и выходец из рабочих. Пытаясь реорганизовать работу гигантского завода, он понял, что ему нужно реорганизовать людей, в том числе и самого себя. «Посмотрите эту пьесу, и вы увидите, что директор-рабочий является страдальцем, которого надо поддерживать всячески», — советовал Сталин, добавляя, что «Его подкарауливают нэпманы, под него подкапывается тот или иной спец[иалист], его атакует жена, и, несмотря на это, он выдерживает борьбу»[3929].

Пленум принял резолюцию, дословно повторявшую сделанные Сталиным в связи с Шахтинским делом заявления об иностранной подготовке «к интервенции и к войне с СССР»[3930]. Политическая машина партии сработала четко: начальник украинского ОГПУ Балицкий втайне извещал Ягоду, что допросы по Шахтинскому делу полностью подтвердили «выводы тов. Сталина в его докладе на Пленуме» относительно «подготовки интервенции»[3931]. Каганович, партийный босс на Украине, докладывал об этих же результатах Сталину, призывая к тому, чтобы партия усиливала «роль ГПУ», а для этого требовалось, чтобы в промышленных трестах имелись «уполномоченные ГПУ — что-то вроде транспортных органов ГПУ»[3932]. Каганович отлично знал, что нужно Сталину.

Сталин, ленинец до мозга костей, неуклонно гнул свою линию по Шахтинскому делу, но в том, что касается хлебозаготовок, он объявил тактическое отступление[3933]. Его позиция по-прежнему опиралась на наличие большинства голосов в политбюро, и он пошел на уступки Рыкову — который в конце концов все же смирился с Шахтинским делом — с тем, чтобы не утратить голосов Ворошилова, Орджоникидзе и Калинина. В резолюции пленума о деревне упоминалось кулацкое «влияние» на хлебозаготовки, но подчеркивалось, что «В основе <…> затруднений лежало резкое нарушение рыночного равновесия» — здесь просматривалась рыковская линия. Отовсюду шли жалобы на эксцессы, связанные с чрезвычайными мерами: к середине апреля по всему Союзу было арестовано 16 тысяч человек, включая 1864 арестованных по статье 58 (контрреволюция), и пленум своей резолюцией покончил с применением статьи 107 к крестьянам, не сдающим зерно[3934]. Более того: должностные лица, преследовавшие некулаков («нарушения классовой линии»), сами подверглись преследованиям: некоторые из них предстали перед судом и даже были расстреляны[3935]. Это был поразительный поворот.

вернуться

3929

Там же. Т. 1. С. 233–235.

вернуться

3930

КПСС в резолюциях [8-е изд.]. Т. 4. С. 84.

вернуться

3931

Лубянка: Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. С. 158–161 (АПРФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 329. Л. 32–37: 25.04.1928).

вернуться

3932

Там же. С. 156–158 (АПРФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 329. Л. 28–31).

вернуться

3933

Карр и Дэвис указывают применительно к апрелю 1928 г.: «Было бы преждевременно полагать, что в тот момент большинство вождей, или конкретно Сталин, были склонны к принуждению или решили отказаться от рыночных методов в пользу политики прямых действий». Однако предпринятые Сталиным шаги во всей их полноте свидетельствуют об обратном. Carr and Davies, Foundations of a Planned Economy, I: 65–6.

вернуться

3934

КПСС в резолюциях [1984]. Т. 4. С. 315–316; Manning, «The Rise and Fall of ‘the Extraordinary Measures’», 13.

вернуться

3935

Как подчеркивал Бухарин в выступлении на пленуме Ленинградской партийной организации: Бухарин. Путь к социализму. С. 284.