С высокой трибуны (май — июнь 1928 года)
Новая весенняя волна принудительной скупки хлеба вызвала резкий прирост цен, длинные очереди и отдельные очаги голода. В крупных городах маячил призрак карточной системы[3962]. Пытаясь донести до верхов безысходность и гнев, вызванные тем, что вооруженные отряды уже во второй раз за короткий промежуток времени приступили к поискам «скрываемого» хлеба, функционер с Урала сообщал о старике, повесившемся от отчаяния: «Его сын показал комиссии все запасы. На 14 человек им оставили 2 пуда [32 кг] хлеба. 80-летний человек решил, что он будет лишним ртом <…> Меня больше всего волнуют дети. Какое у них будет представление о Советской власти, когда от одного появления ее представителей в доме страх и слезы»[3963].
ОГПУ приказало своим сельским осведомителям — которых по всему Союзу насчитывалось 8596 человек — обращать пристальное внимание на «антисоветскую агитацию» в частных деревенских кабаках и женских очередях[3964]. В некоторых местностях вводились импровизированные карточки на то продовольствие, которое имелось в наличии. Сырцов писал из Сибири (24 мая 1928 года), что у крестьян больше нет зерна и что голод угрожает городам в самой Сибири[3965]. Сталин отправил в Новосибирск Станислава Косиора, который взял с собой своего помощника Александра Поскребышева — который вскоре станет главным помощником Сталина. 3 июня на организованном Сибирским партийным комитетом «совещании по хлебозаготовкам», на которое были созваны функционеры из всех сибирских регионов, а также из Казахстана и с Урала, Косиор подчеркнул необходимость дальнейшего нажима на кулаков посредством статьи 107[3966]. По стране в целом итоги хлебозаготовок за сельскохозяйственный год, кончавшийся в июне 1928 года, в конечном счете оказались лишь немногим хуже, чем годом ранее (10,382 вместо 10,59 миллиона тонн)[3967]. Но возобновившиеся в конце апреля «чрезвычайные меры», наложившиеся на засуху, еще сильнее дезорганизовали внутренний хлебный рынок[3968]. К июню режиму вновь пришлось начать импорт хлеба. Что самое тревожное, многие крестьяне не имели возможности купить семенное зерно[3969]. Прочие просто не желали производить сев, невзирая на секретные циркуляры и увещевания в печати[3970].
Но Сталин не отступался. 28 мая 1928 года он посетил Институт красной профессуры, расположенный в бывшем Лицее цесаревича Николая на Остоженке, 53; также были приглашены избранные студенты из Коммунистического университета им. Свердлова, Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук и Коммунистической академии, причем в приглашениях не называлось имя лектора, что подогревало интерес к этому мероприятию. В ходе подготовки к нему «уборщицы мыли и натирали „во внеочередном порядке“ полы. Рабочие чистили двор. Библиотекарши выставляли лучшие книги. Трубочисты лазили по крышам, профессора заняли очередь у парикмахера», как вспоминал молодой чеченский коммунист из числа студентов института, добавлявший, что начальство повесило в вестибюле написанный маслом портрет Сталина в полный рост, однако его голова, «неуклюже вырезанная, видимо, каким-то тупым предметом <…> валялась тут же, на полу». Вандалы повесили на грудь нарисованному Сталину лозунг, составленный из букв, вырезанных из газеты: «Пролетариату нечего терять, кроме головы Сталина. Пролетарии всех стран, радуйтесь!»[3971].
3963
Зима.
3964
Плеханов.
3965
Папков.
3966
Гущин.
3967
В 1927–1928 г. было собрано хлеба как минимум на 5 млн тонн меньше, чем в 1926–1927 г., но к 30 июня 1928 г. поставки государству пшеницы и ржи сравнялись с поставками за 1926–1927 г. Carr, «Revolution from Above», 321.
3969
Зима.
3970
Carr and Davies,