Сталин отложил традиционный отпуск в Сочи, который должен был начаться 10 июня, до 2 августа, когда уже шел конгресс Коминтерна. Его отпуск 1928 года слабо освещен в документах[4036]. Впрочем, мы знаем, что доктор Валединский привез в Сочи прославленного невропатолога Василия Верзилова и терапевта Владимира Щуровского, но какие диагнозы они поставили — неизвестно. Судя по всему, Сталин, как обычно, жаловался на боли в мышцах и суставах, которые проходили при принятии теплых серных ванн. Кроме того, он разговаривал с врачами о сельском хозяйстве и необходимости укреплять совхозы — очевидно, именно эти темы занимали его в первую очередь[4037].
Каменев по крайней мере еще три раза встречался с Бухариным, хотя делал ли он это в своих собственных целях или как двойной агент Сталина, неизвестно[4038]. Калинин, сторонник совхозов, в итоге встал на пленуме на сторону Сталина, отчего пошли слухи, что у Сталина на него есть какие-то компрометирующие материалы (Калинин был печально известен своими связями с балеринами). Сталин узнал, что Томский энергично пытается привлечь к себе в союзники в том числе и Андреева, нестойкого протеже генерального секретаря. Судя по всему, в августе 1928 года Сталин писал Молотову: «Ни в коем случае нельзя дать Томскому (или кому-либо другому) „подкачать“ Куйбышева или Микояна»[4039].
Вследствие возобновления импорта хлеба Советский Союз в июле-сентябре 1928 года был вынужден тратить золото (на 145 миллионов рублей) и другие драгоценные металлы (еще на 10 миллионов рублей). Резервы иностранной валюты сократились примерно на 30 %, до каких-то 330 миллионов рублей. Никто не желал ссужать СССР деньги на долгосрочной основе, и потому растущий торговый дисбаланс мог покрываться только за счет краткосрочных кредитов, пролонгация которых никем не гарантировалась и сопровождалась ростом издержек. Советский внешний долг вырос до 370 миллионов рублей[4040]. Немецкие банки начали ставить под сомнение желательность продолжения краткосрочного финансирования; Германия сама страдала от оттока американского капитала. «Трудности идут с двух опасных фронтов: валютно-внешнеторгового и хлебозаготовок», — писал Микоян Сталину («дорогому Сосо») в Сочи 23 августа 1928 года. Он утверждал, что налицо начало «кредитного нажима» на СССР со стороны Германии, США и Франции — стран, чьи политические и промышленные круги агитировали против деловых отношений с СССР по причине сильной неопределенности. «Это диктует необходимость сократить импортный план, приходится резать по живому месту, — писал Микоян. — В предстоящем году будут большие ограничения темпа нашего развития со стороны импорта». Он призывал уделять большее внимание другим статьям экспорта, помимо хлеба. Что касается «хлебного фронта», он называл ситуацию с хлебозаготовками очень напряженной[4041].
В воздухе витало ощущение всеобщего кризиса. Геохимик-минералог Владимир Вернадский (г. р. 1863) записывал в дневнике в августе 1928 года: «когда возвращаешься из-за границы — поражает ожидание войны и соответствующая пропаганда прессы»; «в деревнях говорят: вот будет война — расправимся: ком(м)унисты, интеллигенты, попросту город»[4042].
Что касается Сталина, то он жил в своем мире. «Я думаю, что кредитная блокада есть факт! — писал он в ответ Микояну 28 августа. — Этого надо было ожидать в условиях хлебных затруднений <…> Немцы особенно вредят нам потому, что они хотели бы видеть нас совершенно изолированными, чтобы тем легче принудить нас пойти на монополию немцев в наших сношениях с Западом (в том числе и с Америкой)»[4043]. Несколько недель спустя (17 сентября), вероятно, пребывая в более хорошем настроении, Сталин снова писал Микояну: «Был в Абхазии. Пили за твое здоровье»[4044]. Неизвестно, в полной ли мере Сталин оценил серьезность тревожной информации, которую доносил до него Микоян. Последний 19 сентября писал и Рыкову — который тоже был в отпуске и уехал из Москвы — о зарождающейся международной финансовой блокаде и вызванной ею необходимости сокращать импорт. Микоян отмечал, что в Ленинграде возникают длинные очереди, поскольку в город в поисках продовольствия съезжаются крестьяне, и что не слишком хороший урожай на Украине стал причиной проблем на всех соседних территориях, где люди рыщут в поисках провизии. Микоян завершал свое длинное письмо сообщением о том, что здоровье Орджоникидзе сильно ухудшилось, а врачи даже не способны прийти к единому мнению в отношении его диагноза[4045]. Орджоникидзе отправили на лечение в Германию[4046]. Рыков еще до конца месяца поехал на Украину изучить ситуацию с продовольственной помощью населения, оказываемой в связи с неурожаем в тех краях. «Мы уже четыре года ведем борьбу с засухой на Украине, — заявил он в речи, опубликованной в местной печати. — Эффективность наших расходов явно не может быть названа достаточной»[4047].
4036
Писем Сталина Молотову за тот год не сохранилось. Lih,
4041
Данилов.
4042
Вернадский.
4043
Прибытков.
4045
Квашонкин.
4046
Данилов.