По этой причине не следует упрощать коллективизацию и видеть в ней всего лишь еще один пример характерного для русского государства стремления поставить преимущественно крестьянскую страну под жесткий контроль, вызванного тем, что сельскохозяйственный сезон в России — с ее северным климатом, сопоставимым с климатом в Канаде, — продолжается всего 125 дней, почти вдвое меньше, чем в Европе с ее более высокой урожайностью. Образ русского государства, в течение столетий игравшего в собственной стране роль жестокого оккупанта, весьма однобок: Александр II освободил крепостных, а Столыпин не принуждал крестьян к участию в своих реформах. Сталин же мотивировался не только противостоянием с более удачливыми европейскими соперниками. Как и Столыпин, Сталин отдавал предпочтение крупным консолидированным фермам перед общинами с их чересполосицей мелких наделов, но он не пошел по столыпинскому пути и не пожелал делать ставку на независимых фермеров (кулаков). Заграничные критики большевизма призывали профессионалов старого режима работать на советскую власть именно для того, чтобы содействовать ее внутренней трансформации в русское националистическое государство и полной реставрации капитализма[4067]. Подобные надежды служили источником страхов для Сталина. Коллективизация была призвана обеспечить коммунистам контроль над огромной крестьянской страной. Достичь этой заветной цели до сих пор не удавалось ни одному режиму в России. Но еще более принципиальным было то, что коллективизация, как и принадлежащая государству и контролируемая государством промышленность, представляли собой формы явной модернизации, отрицавшие капитализм. Именно таким образом Сталин «решил» стоявшую перед большевиками проблему, сформулированную Лениным в его последней публичной речи — как из «России нэповской» сделать «Россию социалистическую»[4068].
В истории всегда существуют альтернативы. Представляется уместным вопрос: какие имелись альтернативы в рамках ленинской революции? Суть магического мышления, положенного в основу нэпа, была раскрыта Николаем Бухариным, когда тот вступил в политический альянс со Сталиным: «Мы думали, что мы можем одним взмахом и сразу уничтожить рыночные отношения, — писал Бухарин в работе „Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз“. — Оказалось, что мы придем к социализму именно через рыночные отношения». То есть? «…рыночные отношения будут уничтожены в результате своего собственного развития». Каким же образом это произойдет? Ну, объяснял Бухарин, при капитализме крупные игроки уничтожают мелких в ходе рыночной конкуренции, и следовательно, в советском случае крупные компании, контролируемые государством, как и сплоченные крестьянские кооперативы, просто выдавят мелких собственников-крестьян[4069]. Эта нелепица — то, что Советский Союз каким-то образом сможет «дорасти до социализма» через нэп, — укоренилась в умах многих партийцев. Но в то же время именно Бухарин непреднамеренно провозгласил невозможность дорасти до антикапитализма через рынки, бросив крестьянам призыв «Обогащайтесь!»[4070]. Само собой, как мог бы сказать ему любой крестьянин — и как многие и указывали в своих письмах, приходивших в том числе и в «Правду», редактором которой был Бухарин, — едва ли способно добиться успехов крестьянское хозяйство, из которого выжимают все соки посредством карательного налогообложения. А в 1928 году, когда произошло сокращение хлебозаготовок, трудолюбивые крестьяне подвергались уголовному преследованию. Когда вооруженный отряд отобрал у Б. Бондаренко из Актюбинской губернии восемь быков, семь коров, четырех телят, три лошади, 36 тонн пшеницы, телегу, молотилку и мельницу, а сам он был приговорен к году тюрьмы, он попросил председателя суда объяснить, за что его осудили, если он не совершал никаких преступлений. «Наша цель — раскулачить вас», — отрезал судья[4071]. И этим все сказано.
Нэп благодаря своим относительным успехам порождал кулаков, и только они одни в реальности давали стране хлеб. 11 июля 1928 года Каменев во время разговора с Бухариным специально спросил его, каким образом тот планирует доставать хлеб, и получил следующий ответ: «Кулака можно травить сколько угодно, но с середняком надо мириться». Но в деревне, где подобные решения принимали функционеры, исходившие из того же классового анализа, крестьян, у которых в 1925 году было три коровы, а в 1928 году — уже шесть, неожиданно стали записывать в «классовые враги». В Вологодской губернии, центре молочного животноводства, где при царе Сталин провел несколько лет в ссылке, только с 1927 по 1928 год число кулаков выросло с 6315 до 8462: более 2 тысяч новых «кровопийц», в то время как во всех селах губернии насчитывалось всего 2500 коммунистов[4072]. В плане хлебозаготовок режим впал в зависимость от 2 миллионов крестьянских хозяйств, каждое из которых засевало более 8 гектаров[4073]. Это была заметная прослойка — а не те 3 % или 4 % кулаков, о которых говорил Бухарин, — которую предлагалось объявить классовыми врагами вследствие ее трудолюбия. Классовый анализ, которому следовала вся большевистская верхушка, включая и Бухарина, по сути, гарантировал нэпу провал в случае его успеха.
4069
Бухарин.
4071
Manning, «The Rise and Fall of ‘the Extraordinary Measures’», 15 (ссылка на: ГАРФ. Ф. 374. Оп. 217. Д. 1556. Л. 22–8).
4072
Brovkin,