Сокольников был согласен с Рыковым и Бухариным, выступавшими за такую индустриализацию, которая бы не нарушала рыночного равновесия, но он шел намного дальше и однозначно отвергал заманчивую почти для всех коммунистов идею об осуществлении на практике всестороннего экономического планирования. (При этом он допускал возможность более скромной экономической координации[4075].) Разумеется, это говорили почти все специалисты-небольшевики из наркомата финансов и прочих учреждений, но Сокольников был членом Центрального комитета. Он не пропагандировал капитализм — едва ли кто-либо из большевиков мог делать это и сохранять свои позиции в руководстве страны, — и построение его рыночного социализма было бы нелегким делом. У советского партийного государства почти не имелось институциональных мощностей, необходимых для умелого управления рыночной экономикой (за исключением Сокольникова). Это было особенно верно в отношении нэпа с его смешанным государственно-рыночным укладом, требовавшим тонкого понимания того, как ценовой контроль и применение государственной власти против частных торговцев воздействуют на макроэкономику страны[4076]. Тем не менее признание рынка и отказ от планирования как от химеры являлись sine qua non[4077] для любых путей, альтернативных тому, который был провозглашен Сталиным в январе 1928 года в Новосибирске.
Сталин, в начале 1926 года изгнав Сокольникова из политбюро и из наркомата финансов, назначил его заместителем председателя Госплана — зная о том, что Сокольников не верит в планирование, — но на этом карьера Сокольникова не кончилась. Он входил в состав советской делегации на всемирной экономической конференции в Женеве, проведенной Лигой Наций в мае 1927 года, где он выступил с содержательной и весьма деловой речью о советской экономике и социализме, которая явно произвела впечатление по крайней мере на некоторых зарубежных участников конференции. (Сокольников, получивший докторскую степень в Сорбонне, говорил по-французски даже лучше Бухарина.) Сокольников утверждал, что своеобразие советского метода индустриализации заключается в скоординированности и участии масс, но при этом он призывал к торговле и сотрудничеству между капиталистическим миром и Советским Союзом, особенно в виде иностранных инвестиций[4078]. Аплодисментами якобы разразилась «каждая скамья парламента капиталистической экономики», как отмечал, по словам «Правды», швейцарский журналист, симпатизировавший левым. «В знак одобрения речи Сокольникова аплодировали даже англичане»[4079]. За этим благоприятным отзывом в главном партийном органе летом 1927 года последовал разрыв Сокольникова с оппозицией[4080]. В декабре 1927 года, на XV съезде, Сталин позволил вновь избрать Сокольникова в члены ЦК, что было едва ли не уникальным результатом для бывшего оппозиционера. Весной 1928 года Сталин назначил Сокольникова председателем нефтяного треста; экспорт нефти стал давать значительные поступления в бюджет.
В то же время Сокольников был сам по себе; у него не имелось никакой фракции. У него не было доверенных людей в военном командовании, на него не работал никто из высокопоставленных сотрудников ГПУ, он не имел «вертушки», то есть доступа к кремлевской телефонной сети, кроме тех случаев, когда его вызывали к аппарату, он не обладал полномочиями на то, чтобы рассылать директивы от имени ЦК, в состав которого он входил. Наибольшим влиянием Сокольников обладал тогда, когда ему покровительствовал Сталин, и сейчас ему с его прорыночными, антиплановыми взглядами тоже требовался политически сильный покровитель — такой, как Рыков. Политически-интеллектуальный тандем Рыков — Сокольников мог бы стать подлинной альтернативой Сталину, но лишь в том случае, если бы Рыков и другие члены правящей коалиции отказались от своего курса на антикапитализм в деревне. Но в случае такого события перед режимом встали бы серьезные вопросы: был ли он в состоянии справиться одновременно с двумя системами — социализмом в городе и мелкобуржуазным капитализмом в деревне? Был ли вообще возможен при таком устройстве социализм в городе? Смогла бы Коммунистическая партия сохранить монополию на власть, а если бы ей пришлось от нее отказаться, то мог бы на это пойти дуумвират Рыков — Сокольников и мог бы он это пережить? И вообще, захотел бы Рыков, который был гораздо ближе к Сталину, чем к Сокольникову, и в принципе ничего не понимал в рынках, пойти на такое партнерство?[4081]
4075
Carr and Davies,
4079
4081
В 1926 г., отчасти с целью дискредитировать Сокольникова, Сталин добился осуждения и казни одного из служащих наркомата финансов за то, что тот якобы дезорганизовал рынок иностранной валюты; собственно говоря, известия об его аресте и казни фактически заморозили валютный рынок, чему, однако, Рыков только аплодировал. «Черная биржа является детищем Сокольникова, он ее родил, он ее питал, он ее растил и кормил все время, — заявил Рыков в июле 1926 г. на пленуме партии. — И это детище Сокольникова… мы уничтожили. И денег на это больше не тратим» (то есть на поддержку обменного курса конвертируемого червонца). Мозохин.