К таким прежним потрясениям, как бисмарковское объединение Германии и реставрация Мэйдзи в Японии, создавшим для России новые проблемы в придачу к давнему соперничеству с глобальной Британской империей, прибавились новые потрясения: возникновение антисоветских государств на бывших территориях Российской империи, так называемых лимитрофов: Польши, Финляндии и прибалтийских республик, как и Большой Румынии. Более того, Германия, США, Великобритания, Франция и даже Италия располагали передовыми промышленными технологиями, и Советы пытались играть на капиталистической алчности, предлагая хорошие деньги в виде контрактов о техническом содействии за передовую технику и помощь в ее установке и освоении. Этот метод не очень работал. Но несмотря на то, что Сталин пытался заключить сделку с Францией, признав царские долги, его ужасала перспектива впасть в зависимость от иностранных банкиров или пойти на уступки в виде изменений советской внутриполитической системы. Почти сразу же после возобновления переговоров с Германией о получении крупных займов и инвестиций он пошел на провокационный арест немецких инженеров по сфабрикованному Шахтинскому делу, шокировав Берлин и другие столицы. Как мрачно писала «Правда» в конце лета 1928 года, Советскому Союзу придется опираться «на свои силы, без помощи заграницы»[4084]. Но о том, чтобы справиться в одиночку, нечего было и думать: Красная армия не выдержала бы столкновения с передовой техникой.
Если бы Сталин не только допустил массовую ликвидацию самых способных земледельцев страны и половины ее скота, вызванную коллективизацией, но и не сумел бы добыть технику, необходимую для индустриализации СССР, включая тракторы для сельского хозяйства, его правление грозило бы утратой завоеваний ленинской революции. Но ему на выручку в его безрассудной игре пришло благоприятное стечение обстоятельств. 4 сентября 1929 года в Нью-Йорке началось падение биржевых цен, а в октябре 1929 года рынок обрушился. Целый ряд структурных факторов и политических ошибок превратил эти финансовые неурядицы в Великую депрессию. К 1933 году промышленное производство сократилось в США на 46 %, в Германии — на 41 %, и в Англии — на 23 %. Уровень безработицы в США достиг 25 %, а в других странах был еще выше. Международная торговля сократилась вдвое. Практически остановилось строительство. Это всемирное несчастье обернулось для Сталина большой и непредвиденной удачей.
Разумеется, с точки зрения марксизма все это не было случайностью: считалось, что капитализм по своей природе подвержен взлетам и спадам, а рыночная экономика порождает кризисы, ошибочные капиталовложения и массовую безработицу, ответом на что должно было стать планирование. Однако в капиталистическом мире еще не было кризиса, сопоставимого по своим масштабам с Великой депрессией (и не будет впоследствии). Более того, депрессия не могла бы начаться в более благоприятное время для Сталина: сразу же после того, как он приступил к коллективизации и раскулачиванию. Это стало для СССР неожиданной удачей. Было построено заново или полностью переоснащено более тысячи заводов и фабрик, причем почти все чертежи и передовая техника были получены из-за границы[4085]. Благодаря депрессии в распоряжении Сталина оказались беспрецедентные рычаги влияния: капиталистам неожиданно стали нужны советские рынки, так же, как Советам были нужны их передовые технологии. Если бы не Великая депрессия, возник бы у капиталистов такой мощный стимул к тому, чтобы любой ценой выйти на советские рынки? Более того, капиталистические державы не только продавали коммунистическому режиму свои самые передовые технологии; они продолжали делать это даже после того, как выяснилось, что Советы нарушают контракты, приобретая чертежи для одного завода и используя их для строительства других: этот трюк неоднократно отмечался во внутренней документации возмущенных иностранных компаний, но у капиталистов не было других покупателей на дорогостоящие средства производства. Историки, утверждающие, что Москве пришлось иметь дело с «мировой экономикой, не склонной к сотрудничеству», абсолютно не правы[4086]. Препятствиями служили идеология и монополия партии на власть; глобальная экономика, напротив, лишь способствовала индустриализации. Собственно говоря, глобальный экономический кризис стал для СССР двойным подарком. Сталину не удалось бы найти более убедительных оправданий своей системы. Но Сталин не имел понятия о том, что на подходе Великая депрессия и что она поставит иностранных капиталистов на колени.
4085
Sutton,