Лишь в предыдущем году Джугашвили призывал создать независимую Грузинскую социал-демократическую рабочую партию, не входящую в состав Всероссийской (имперской) социал-демократической партии, — что, вероятно, было отголоском его баталий с русификаторами в семинарии и в Грузии вообще. Однако грузинские социал-демократы отказывались от борьбы за национальную независимость, полагая, что, если им и удастся каким-то образом отделиться, Грузии все равно не стать свободной, пока не свободна Россия. Грузинские товарищи осуждали Джугашвили как «грузинского бундовца» и вынудили его к публичному покаянию. Будущий Сталин изложил свои взгляды в работе «Кредо» (февраль 1904 года), очевидно, отрекаясь от идеи об отдельной грузинской партии; 70 экземпляров этой работы были распространены в социал-демократических кругах[362]. Помимо юношеских романтических стихов и двух анонимных передовиц в «Брдзоле», впоследствии приписанных Сталину, «Кредо» было одной из первых его публикаций (оно так и не было найдено историками партии, впоследствии разыскивавшими произведения Сталина). За этим mea culpa последовала обширная статья на грузинском языке — которая, по сути, и заложила основы его репутации мыслителя, — написанная в сентябре-октябре 1904 года и озаглавленная «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?». Джугашвили нападал на незадолго до того основанную партию социал-федералистов, требовавших в своем периодическом издании, выходившем в Париже, грузинской автономии как в Российской империи, так и в социалистическом движении. Джугашвили решительно отвергал идею об отдельных «национальных» левых партиях и саркастически отзывался о грузинском национализме[363]. В апреле 1905 года в брошюре, адресованной батумскому пролетариату, отмечалось:
Русская социал-демократия ответственна не только за русский пролетариат, но и за все народы России, стонущие под ярмом варварского самодержавия — она ответственна за все человечество, за всю современную цивилизацию[364].
Не Грузия, а Россия. Эпизод с «Кредо» стал поворотным пунктом.
В то же время в Чиатуре, занимаясь организацией массовых прямых действий, Джугашвили был в своей радикальной стихии — он участвовал в превращении едва ли не каждой шахты в поле боя между фракциями Социал-демократической партии, вызывая верных себе людей из тех мест, где ранее протекала его подпольная деятельность — особенно из Батума. Некоторые свидетели поражались теснейшей сплоченности его клики. Тем не менее рабочие Чиатуры избрали своим вождем не Джугашвили, а высокого, худощавого, харизматичного молодого грузина Ноя Рамишвили (г. р. 1881). Шахтеры отдали ему предпочтение в том числе и потому, что он подчеркивал, как высоко ценит «меньшевистская» фракция кавказских социал-демократов рядовых рабочих, вступивших в партию[365]. Джугашвили, хранивший верность большевистской фракции кавказских социал-демократов, обвинял своих соперников в пресмыкательстве перед рабочими[366]. Из Чиатуры он посылал проживавшему в европейском изгнании вождю большевистской фракции Владимиру Ленину сообщения о борьбе не на жизнь, а на смерть — но не с царским режимом, а с меньшевизмом[367].
Раскол на большевистскую и меньшевистскую фракции произошел двумя годами ранее, в июле 1903 года, на II съезде Российской социал-демократической рабочей партии в Лондоне (первом с момента проведения учредительного съезда в Минске в 1898 году, на котором присутствовало девять человек). В Лондоне, вне сферы досягаемости царской полиции, делегаты приняли устав и программу партии («Предпосылкой социальной революции является диктатура пролетариата»), но две яркие фигуры, Ленин и Мартов, не сошлись во взглядах относительно структуры партии. Конфликт начался с того, что Ленин предложил сократить редколлегию газеты «Искра» с шести до трех человек (Плеханов, Ленин, Мартов), что было разумным предложением, которое тем не менее вызвало возмущение среди делегатов (в протоколе собрания зафиксированы «угрожающие выкрики» и восклицания «позор!»). Однако источники разногласий лежали глубже. Все российские социал-демократы считали капитализм злом, с которым следует бороться, но марксизм утверждал, что история последовательно проходит ряд этапов, и большинство русских марксистов вслед за своим старейшим вождем Плехановым придерживались идеи о том, что социалистическая революция может восторжествовать лишь после того, как состоится «буржуазная революция» и капиталистическое развитие России ускорится. Согласно этой точке зрения русские рабочие должны были помочь слабой российской буржуазии в установлении конституционного строя с тем, чтобы спустя десятилетия рабочие могли одолеть капитализм и прийти к социализму. Но что, если бы рабочие оказались не способны к этой роли? Мартов ухватил суть, написав, что «примирение революционно-демократических задач с социалистическими» — то есть буржуазной революции и социалистической революции — «это проблема, которую судьба русского общества поставила перед русской социал-демократией»[368].
362
Предисловие к первому тому, в: Сталин.
363
Как понимает социал-демократия национальный вопрос? в: Сталин.
364
РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 10. Д. 183. Л. 111. Цит. по: van Ree,
365
Впоследствии Рамишвили был убит в Париже советским агентом. См.: Chavichvili,
366
Островский.
367
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 649. Л. 361 (С. Ханоян.