Помимо этого, царь пошел и на куда менее драматичную, но не менее логичную уступку, впервые в истории страны создав единое правительство во главе с премьер-министром. Поручение обосновать потребность в кабинете министров и продумать его структуру получил заместитель министра внутренних дел Сергей Крыжановский, выступавший с критикой «разобщенности» российских министерств и их братоубийственной розни. Он предупреждал, что Дума — как и созванные в 1789 году во Франции Генеральные Штаты — станет влиятельным форумом. Чтобы совладать с законодательной властью, правительству следовало быть сильным и единым, если монархия не хотела для себя таких же последствий, как во Франции. Но министры призывали к созданию сильного правительства не только ради предполагаемой потребности обуздывать законодателей. Витте стремился воспроизвести в России прусскую модель, в рамках которой министр-президент имел полномочия — которыми так успешно пользовался Бисмарк, — контролировать все контакты между отдельными министрами и монархом[386].
Может показаться, что сильный кабинет, работу которого координирует премьер-министр, — очевидный обязательный атрибут любого современного государства, но в глобальном плане этот институт сложился относительно недавно. В Великобритании должность премьер-министра своим незапланированным появлением обязана тому, что король Георг I (правил в 1714–1727 годах) из Брауншвейгского дома, царствовавшего в германском государстве Ганновер, не говорил по-английски (он проводил в Ганновере не менее чем по полгода), поэтому ответственность за председательство на заседаниях кабинета министров была возложена на лицо, занимавшее новоучрежденную должность премьер-, то есть первого, министра, и эта ситуация впоследствии была институционализована. Пруссия поэтапно получила должность министра-президента — аналог премьер-министра — и кабинет министров в 1849–1852 годах, что представляло собой импровизированную меру в ответ на неожиданное учреждение законодательного собрания в 1848 году[387]. (Мертворожденное российское кабинетное правительство 1857 года даже не предусматривало должности премьер-министра.) Но если в Великобритании премьер-министром становился лидер большинства в палате общин, что означало, что он обязан своим положением не королевскому капризу, а выборному парламентскому большинству, то прусский министр-президент назначался или смещался по воле монарха без оглядки на парламентское (выборное) большинство.
Россия следовала не британскому примеру — подлинно парламентской системе, — а прусскому. Правда, Дума могла вызывать министров для отчета перед ней, но абсолютная власть в том, что касалось назначения или смещения министров, оставалась в руках царя, так же, как абсолютное право вето в отношении законов, право распускать Думу и назначать новые выборы и право объявлять военное положение. Кроме того, премьер-министру не подчинялись министры иностранных дел, двора, флота и военный министр. Все это позволяло Николаю II не без попустительства со стороны Витте обманывать себя мыслью о том, что этими уступками он не нарушил данной им при восхождении на престол клятвы защищать самодержавие. Но это было не так: работу четырнадцати тогдашних российских министерств — за некоторыми исключениями — предстояло координировать не царю, а иному лицу[388].
Этим лицом оказался Витте, которого Николай II решил назначить первым в истории России премьер-министром.
386
McDonald,
388
О министерствах см.: Yaney,