Конкретно «социализм» означал жизнь в Сибири. Правда, благодаря состоявшейся в 1913 году амнистии по случаю 300-летия династии Романовых многие революционеры были отпущены из ссылки. В Петербург вернулся Лев Розенфельд (Каменев), возглавивший редакцию «Правды». Эта газета была основана на состоявшейся в январе 1912 года партийной конференции в Праге, на которой преобладали делегаты от большевиков, а первый ее номер вышел 22 апреля 1912 года; передовицу для него написал Коба Джугашвили, призывавший к пролетарскому «единству во что бы то ни стало»[597]. Джугашвили, только что вошедший в состав нелегально созданного чисто большевистского Центрального комитета, нелегально пробрался в Петербург, бежав из ссылки. Однако в день выхода его статьи он был схвачен охранкой и к лету выслан в далекую сибирскую деревню Колпашево под Нарымом (что означает «болото» на языке хантов)[598]. В сентябре 1912 года, до того, как наступила зима, он бежал оттуда на лодке и по паспорту персидского купца пробрался к Ленину в Краков, находившийся под властью Габсбургов. Ленин считал себя одним из главных партийных специалистов по национальным делам. Но Джугашвили удивил его, предъявив ему свою собственную работу по национальному вопросу, вследствие чего Ленин написал Горькому: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для „Просвещения“ большую статью, собрав все австрийские и пр. материалы»[599]. «Марксизм и национальный вопрос», как и другая единственная крупная публикация Джугашвили («Анархизм или социализм?»), отчасти носила вторичный характер; автор, определяя понятие «нация», исходил из трех признаков, позаимствованных у немца Карла Каутского (общий язык, общая территория и экономическое единство), и одного, позаимствованного у австрийского марксиста Отто Бауэра (общий национальный характер)[600]. Однако этот труд был важен тем, что он затрагивал ключевой аспект революции в многоязычной Российской империи и в целом опровергал взгляды австро-марксистов и их подражателей из числа грузинских меньшевиков. Существенно и то, что он был подписан именем Сталин[601]. Этот энергичный, звучный псевдоним был не только намного лучше Чокнутого Осипа, Рябого Оськи или звучавшего очень по-кавказски Кобы, но и заявлял о принадлежности его носителя к русским. К тому времени, когда статья была издана в России (в номере журнала «Просвещение» за март-май 1913 года), Сталин снова вернулся в Петербург. Там, на благотворительном вечере по случаю Международного женского дня, он снова был схвачен по наводке другого члена большевистского ЦК, Романа Малиновского, уголовника, вставшего во главе профсоюза рабочих-металлистов, но в то же время являвшегося тайным агентом охранки[602]. Сталина снова выслали в Сибирь, где в итоге оказался и Каменев.
Из всех крупных большевиков на свободе в России остался только Малиновский. Ленин поручил ему руководить всем большевистским аппаратом в пределах Российской империи[603]. Идея вождя большевиков о том, чтобы партия состояла только из профессиональных революционеров, без чего якобы было не обойтись в условиях нелегального существования партии (эту точку зрения разделял и Сталин), обнаружила свою полную несостоятельность. Но, по правде говоря, охранка полностью контролировала и такую же сверхзаконспирированную террористическую организацию социалистов-революционеров[604]. Как впоследствии вспоминал большевик Николай Бухарин, все сильнее заражавшиеся паранойей российские революционеры «ставили перед собой вопрос — посмотришь на себя в зеркало: черт возьми, не это ли провокатор?»[605].
Впрочем, несмотря на изощренность методов охранки, самодержавие по-прежнему чувствовало себя сидящим на бочке с порохом. В связи с 300-летием династии Романовых петербургская охранка сильно выросла в размерах, в то же время запретив какие-либо скопления людей из опасения, что они могут перерасти в демонстрации рабочих под красными флагами и что царь, подобно его деду Александру II, может стать жертвой убийц[606]. Как вспоминал шеф корпуса жандармов, «город буквально превратился в вооруженный лагерь». Итак, «самодержец» не ощущал себя в безопасности даже в своей собственной столице? Совершенно неуместные строгие полицейские меры в столице бросили тень на торжества. Несмотря на всеобщие восторги по поводу организованной в 1913 году, в дни юбилея дома Романовых, первой в истории выставки русских икон, новой постановки опер Модеста Мусоргского «Борис Годунов» и «Хованщина» и пышных юбилейных торжеств, прошедших в Москве в мае 1913 года, элиты отлично понимали, что самодержец не в состоянии беспрепятственно появляться на публике.
597
Наши цели [без подписи], в:
601
Эта работа в следующем году была издана отдельной брошюрой (СПб.: Прибой, 1914); в сильно исправленном виде она напечатана в: Сталин.
602
По состоянию на апрель 1912 г. на содержании у одной только московской охранки находилось около 55 революционеров: Смирнов.
603
Wolfe, «Lenin and the Agent»; Lauchlan,
604
Лучинская.
605
Выступление Н. И. Бухарина. С. 78. В романе Г. К. Честертона «Человек, который был Четвергом» (1908) семеро анархистов, избравших в качестве кличек дни недели, замышляют взорвать Брайтонский пирс, но в итоге все они оказываются полицейскими агентами.