Ламы и волки
Вслед за Дюранти в кабинет Сталина явились два сопредседателя монгольской комиссии Политбюро — Ворошилов и Сокольников и двое монгольских должностных лиц — заместитель премьер-министра по финансам и партиец левого толка, гроза лам. Монголия служила советской витриной и экспериментальной лабораторией для колониального мира, а кроме того, что еще более важно, играла роль обширного оборонительного рубежа на подступах к Южной Сибири, поставляла мясо и сырье для советской экономики (наряду с Казахстаном) и должна была обеспечивать связь с Китаем в случае войны с Японией[1031]. С момента объявления курса на отступление и стабилизацию Сталин беспокоился, что монгольский аналог нэпа позволил поднять в этой стране голову торговцам (нэпманам) и более зажиточным кочевникам (кулакам), а также восстановить свое влияние «классу» лам. Ворошилов сказал, что при всем населении Монголии в 700 тысяч человек в стране по-прежнему насчитывалось 120 тысяч лам, обладавших непомерной властью. («Помимо этого, ламы предаются гомосексуализму, развращая молодежь, возвращающуюся к ним».) Сталин осведомился, за счет чего они существуют. Монголы ответили, что ламам, которые являются духовными вождями, врачами, торговцами и советниками аратов (простого народа), обеспечивают значительный доход их монастыри. «Государство в государстве, — прервал их Сталин. — Чингис-Хан бы не потерпел такого. Он бы всех их вырезал».
Советские советники развязали террор против мнимых японских шпионов, в результате чего расстался с жизнью глава Монгольской народной партии и было арестовано до 2 тысяч человек[1032]. Сталин задал вопрос о бюджете страны, и монголы ответили, что их ВВП составляет всего 82 миллиона тугриков, а государственный бюджет — 33 миллиона; советское правительство предоставило заем в 10 миллионов, но одни только расходы на армию составляли 13 миллионов. «Значительную часть вашего бюджета съедают служащие, — указал Сталин. — Нельзя ли сократить их число?»[1033]
В какой-то момент либо до, либо после этого разговора Сталин встретился с монгольским премьер-министром Пэлжидийном Гэндэном, но в кабинете Молотова. Диктатор написал Гэндэну по итогам этой встречи: «Очень рад, что ваша республика наконец встала на верный путь, что ваши внутренние дела находятся в порядке, что вы укрепляете свою международную мощь и укрепляете свою независимость». Он указывал, что Монголии требуются «полное единство» руководства, полная поддержка со стороны аратов и армия высочайшего уровня, и обещал и впредь оказывать братскую помощь. «В этом у вас не должно быть сомнений, — писал он. — Мы с Молотовым и Ворошиловым благодарим вас за присланные вами подарки». Ответным подарком Советского Союза стали новые автоматические винтовки. «Они пригодятся в боях со всевозможными волками, и двуногими, и четырехногими»[1034].
Белые и красные
В том, что касалось сферы культуры, в отличие от сферы иностранных дел и национальностей Сталин долго колебался, прежде чем делать свои поучения достоянием общественности. «…какой я критик, черт меня побери!» — написал он в 1930 году в ответ на понукания со стороны Горького[1035]. Когда Константин Станиславский добивался разрешения на постановку пьесы Николая Эрдмана (г. р. 1900) «Самоубийца», Сталин ответил: «Я в этом деле дилетант»[1036]. Решать вопрос о том, как ему быть с творческой интеллигенцией, диктатор начал с уроженца Киева, писателя Михаила Булгакова (г. р. 1891), в 1920-х годах издавшего роман с изображением семейства киевских белогвардейцев Турбиных в годы Гражданской войны, который не вписывался в традиционный шаблон «красные против белых, добро против зла»[1037]. Успели выйти лишь первые две из трех частей романа, прежде чем журнал, в котором он печатался, был закрыт (в том числе из-за этой публикации), но роман стал сенсацией[1038]. Булгаков сочинил на его основе пьесу «Дни Турбиных». Она была поставлена Константином Станиславским и Владимиром Немировичем-Данченко, вернув популярность основанному ими в 1898 году Московскому художественному театру, начавшему свое существование с постановки пьесы Чехова «Чайка». Москвичи стояли дни и ночи в очередях, чтобы увидеть, как Булгаков изобразил трагедию, выпавшую на долю тех, кто связал свою судьбу с контрреволюцией на Украине[1039].
1031
Квашонкин.
1032
В 1929–1930 гг., в годы катастрофы, заставившей частично пересмотреть новый курс, руководителем Монгольской народно-революционной партии был Элдэв-Очир, левак и гроза лам. В июле 1932 г. он снова возглавлял партию (в течение месяца), после чего его сменил Лхумбэ (г. р. 1902). 8 октября 1933 г. монгольская комиссия Политбюро рассмотрела «вопрос о шпионской организации», и Элиава получил наказ искоренить прояпонские элементы и подготовить страну к возможной войне и эвакуации. С июля 1933 по июнь 1934 г. в рамках кампании по борьбе с «левыми уклонистами» и так называемой группировки Лхумбэ, обвиненной в шпионаже на японцев, было арестовано до 2 тыс. человек. Было казнено не менее 56 монголов, включая Лхумбэ. 23 мая 1934 г. Политбюро приказало Артузову «составить полный список монголов, в разное время бывавших в Советском Союзе». РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 15. Л. 100, 125–127; Д. 16. Л. 63 [цит. в обратном переводе с англ.]. М. Чибисов, советский советник, участвовавший в фабрикации дела Лхумбэ, после отбытия из Монголии в Москву в июле 1934 г. отмечал: «Сталин уже сказал, что все ламы — контрреволюционеры. Они должны быть осуждены перед лицом народа как предатели». Sandag and Kendall,
1033
Сталин предложил сократить вдвое четырехтысячный советский персонал в Монголии. Он спросил монголов (имея в виду язык): «Понимаете ли вы бурятов (да), калмыков (отчасти), тувинцев (нет)?» Этот разговор с участием Добчина (г. р. 1896), заместителя премьер-министра, Элдэв-Очира (г. р. 1905), секретаря ЦК и члена президиума, и Сокольникова с Ворошиловым записан по памяти. РГАНИ. Ф. 89. Оп. 63. Д. 10. Л. 1–7 [цит. в обратном переводе с англ.].
1034
РГАНИ. Ф. 89. Оп. 63. Д. 11. Л. 1: 16.01.1935 [цит. в обратном переводе с англ.]. Политбюро выделило для делегации Гэндэна 100 тыс. рублей. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 953. Л. 58 (19.10.1934).
1035
«Жму вашу руку, дорогой товарищ»: переписка Максима Горького и Иосифа Сталина.
1036
Артизов, Наумов.
1037
На более глубоком уровне в романе поднимались такие темы, как мифотворчество, спасение благодаря женщине, противопоставление вечного сиюминутному, превращение атеиста в верующего, город как личность и отчуждение физического мира, ставшие отличительными чертами творчества Булгакова. Proffer,
1038
1039
Борис Вершилов, руководитель второй студии Московского художественного театра, прочитав «Белую гвардию», отправил Булгакову карандашную записку с просьбой переделать роман в пьесу, что автор и осуществил за четыре месяца. Curtis,