Вообще говоря, Троцкий отказывался считать себя союзником Бухарина и тех, кого он считал выразителями мелкобуржуазных классовых интересов. «Правые считают, что если дать больше простора индивидуальному крестьянскому хозяйству, то нынешние трудности могут быть преодолены, — писал он в марте 1929 года в статье, также помещенной в первом номере „Бюллетеня“. — Ставка на капиталистического фермера (европеизированного или американизированного „кулака“) несомненно даст плоды, но это будут капиталистические плоды, которые на одном из довольно близких этапов приведут к политическому крушению советской власти… Курс на капиталистического фермера абсолютно несовместим с диктатурой пролетариата»[68]. Тем не менее в глазах Сталина «правые уклонисты», желавшие продолжать прежнюю партийную политику — нэп, стакнулись с разгромленной левой оппозицией, желавшей покончить с нэпом. Те и другие, критикуя партийную линию, демонстрировали отсутствие единства в партии, а следовательно, ее слабость, тем самым подавая капиталистическим державам сигнал к интервенции и свержению социализма. А так как Сталин воплощал в себе партийное единство и решимость строить социализм, по логике вещей он становился первым кандидатом на уничтожение. Тем самым оппозиция политике Сталина приравнивалась, в том числе благодаря стараниям Вячеслава Менжинского, председателя ОГПУ, к терроризму[69].
Между тем ближайшие соратники Сталина пытались подлизаться к нему. 10 марта 1929 года в «Правде» был напечатан текст доклада Клима Ворошилова на Ленинградской областной партийной конференции с анализом международного положения, хода строительства социализма и внутрипартийной оппозиции курсу на коллективизацию, а спустя четыре дня Ворошилов в письме диктатору осведомлялся, «провалился я на все 100 % или только на 75 %». В ответ Сталин похвалил его за «хороший, принципиальный доклад» и добавил, имея в виду президента США и британского министра иностранных дел: «Всем гуверам, чемберленам и бухариным попало по заднице»[70].
Бухарин в унынии ожидал, что Сталин ради извлечения политической выгоды извратит его слова и заклеймит его как раскольника, но жестокость Сталина могла надолго озадачить его друга. К тому же, как бы коварно Сталин ни подкапывался под Бухарина, жертвой всегда оставался он сам. «Ты меня не заставишь молчать или прятать свое мнение выкриками о том, что я „всех хочу поучать“, — писал Сталин Бухарину 16 апреля 1929 года, в день стычки на Политбюро. — Будет ли когда-либо положен конец нападкам на меня?»[71]
Никакой жалости
Вслед за заседанием Политбюро Сталин в тот же день собрал продолжавшийся целую неделю карательный объединенный Пленум Центрального Комитета и Центральной контрольной комиссии, на котором его сторонники изливали яд на Бухарина[72]. 18 апреля, отбиваясь от яростных нападок, Бухарин перешел в контрнаступление на крестьянскую политику Сталина, в рамках которой принуждению подвергались и бедняки с середняками. Он утверждал, что «численность кулацких хозяйств невелика» и что «мы можем позволить развиваться единоличным хозяйствам, не опасаясь богатых крестьян». Сталин формально ответил ему лишь на вечернем заседании 22 апреля. «…дружба дружбой, а служба службой, — заявил он. — Мы все служим интересам рабочего класса — если интересы рабочего класса расходятся с интересами личной дружбы, то долой личную дружбу»[73].
69
5 марта 1929 г. Менжинский уведомил диктатора о том, что якобы раскрыт план «покушения» на него с участием двух студентов Московского университета и рабочего, имевших билеты на два февральских вечерних мероприятия в университетском клубе, на одном из которых, по слухам, должен был присутствовать Сталин. В ходе допроса один из студентов заявил, что не уверен в своей способности совершить террористический акт. Так или иначе, никакого покушения на Сталина не состоялось. Мозохин, Гладков.
71
Квашонкин.
72
Это был первый пленум в 1929 г. Сталин придумал проводить объединенные пленумы ЦК и ЦКК для того, чтобы иметь две трети голосов, согласно уставу партии необходимых для исключения из ЦК его членов.
73
Данилов, Хлевнюк.