На коротком поводке
Любой диктатор рискует быть свергнутым, когда ради усиления своей власти он укрепляет тайную полицию. Сделанная Каменевым «запись» его разговора с Бухариным включала и слова последнего о поддержке со стороны ОГПУ («Ягода и Трилиссер с нами»). Генрих Ягода и Меер Трилиссер, известный также как Михаил Москвин, давний глава внешней разведки ОГПУ и наряду с Ягодой заместитель председателя ОГПУ, были вынуждены представить Сталину письменные объяснения, копия которых была направлена Орджоникидзе как председателю партийной Контрольной комиссии[116]. Ягоде пришлось сознаться, что он регулярно встречался с Рыковым, который как-никак был главой правительства, — эти встречи происходили в том числе на квартире Рыкова (находившейся в том же здании, что и квартира Сталина). И Ягода, и Рыков были родом из Поволжья[117].
Ситуацию осложняло то, что председатель ОГПУ Менжинский страдал от многочисленных болезней — от сильной астмы до травмы позвоночника, полученной им в автомобильной аварии в Париже. (Он нередко принимал подчиненных, полулежа на диване.) Ходили слухи, что он так и не смог до конца оправиться после того, как его молодая жена умерла во время хирургической операции[118]. Сталин игнорировал его просьбы об отставке. 21 апреля 1929 года, именно в тот момент, когда разворачивались сталинские махинации против «правого уклона», Менжинский перенес тяжелый сердечный приступ. Врачи приказали ему резко ограничить курение, есть поменьше сладкого и отправиться на отдых. Через несколько месяцев, 1 августа, ему было позволено вернуться к работе, но лишь при условии, если он будет ходить на службу через день и ограничит свой рабочий день пятью часами. Менжинский отказался соблюдать эти требования и все равно вернулся на Лубянку[119]. Однако его отлучки и продолжающаяся болезнь обострили и без того напряженные интриги в ОГПУ. Пока Ягода проводил отпуск на юге, Трилиссер на собрании партактива ОГПУ призвал к самокритике с целью очистить управление от недостойных людей и обвинил Ягоду в «отступлении от генеральной линии партии, в правом уклоне»[120].
Незадолго до этого оперработники ОГПУ получили приказ не упоминать названия и местоположения их отделения даже в секретной внутренней переписке, чтобы в случае утечки никто посторонний не мог расшифровать структуру этой организации[121]. Теперь же Сталин писал Менжинскому (16 сентября 1929 года): «Оказывается, у вас (у чекистов) взят теперь курс на развернутую самокритику внутри ГПУ. Иначе говоря, чекисты допускают те же ошибки, которые допущены недавно в военведе [военном ведомстве]… Не забудьте, что ГПУ не менее военная организация, чем военвед. Нельзя ли… принять решительные меры против этого зла»[122]. Потерпевший поражение Трилиссер уступил свою должность Станиславу Мессингу, находившемуся в близких отношениях с таким же, как он поляком, Менжинским. В то же время сталинский фаворит Ефим Евдокимов был вызван в центр с Северного Кавказа и поставлен во главе секретно-политического отдела ОГПУ, которому подчинялись секретный, контрразведывательный, особый (армия), информационный (анализ разведданных), восточный и оперативный отделы — с целью создать противовес Ягоде[123].
116
Под этим объяснением подписался и Менжинский как главное ответственное должностное лицо. Виноградов.
117
Впоследствии, в 1937 г., Ягода на допросе с пристрастием дал показания о том, что по просьбе Рыкова и Бухарина он снабжал их «секретными материалами ОГПУ о положении в деревне». Эти показания, несмотря на обстоятельства, при которых они были получены, вполне могут быть правдой. Виноградов.
119
Политбюро (12.09.1929) снова приказало ему соблюдать режим, предписанный врачом. Хаустов и др.
120
Кокурин, Петров.
123
Хаустов и др.