Диктатор уже в который раз организовал заговор в рамках режима: более месяца назад он принимал на Старой площади верхушку ОГПУ — Ягоду, Мессинга, Евдокимова и прочих, а также Георгия Благонравова, бывшего главу транспортного отдела ОГПУ, теперь занимавшего должность первого заместителя наркома путей сообщения[198]. Этой команде и предстояло заняться ликвидацией кулака.
Кроме того, Сталин при помощи карандаша отдал победу более оголтелым членам комиссии Яковлева: неопределенно долгое существование артелей с их частичным обобществлением уже не дозволялось в качестве главной формы коллективизации; их предстояло изжить в ходе скачка к «высшей форме» — коммуне. Также Сталин вычеркнул упоминание о том, что у колхозников останется мелкий инвентарь, куры и молочная корова, и приписал, что коллективизация должна быть проведена всего за один-два года (в зависимости от региона) посредством раскулачивания. Все это вошло в резолюцию Политбюро, принятую 5 января 1930 года[199]. Шесть дней спустя Ягода осведомился у своих главных подчиненных, сколько человек можно отправить в существующие трудовые лагеря и где можно быстро устроить новые лагеря, призвав «думать творчески»[200]. Соответственно для каждого региона была определена квота на депортации[201]. «…не у всякого хватает нервов, силы, характера, понимания воспринять картину грандиозной ломки старого и лихорадочной стройки нового, — распинался Сталин в письме Горькому в Сорренто (17 января). — Понятно, что при такой „головоломной сутолоке“ у нас не может не быть усталых, издерганных, изношенных, отчаявшихся, отходящих, наконец — перебегающих в лагерь врагов. Неизбежные „издержки“ революции»[202].
Сталин разослал в местные партийные аппараты секретные циркуляры о раскулачивании более 2 миллионов крестьян при помощи всех доступных инструментов: прокуратур, судов, милиции, ОГПУ, партийных активистов, городских рабочих, а при необходимости и армии[203]. 18 января Орджоникидзе позволил себе на Центральной контрольной комиссии неосторожное высказывание: «Не нужно забывать того, что в наших условиях то, что вчера считалось правильным, сегодня может быть уже неправильным»[204].
Строители нового мира
В одной только европейской части Советского Союза насчитывалось более 500 тысяч населенных пунктов. Газетные статьи и указы проникали на районный и более низкий уровень, но у партийного государства отсутствовали сельские кадры, которые бы взяли на себя их последовательное воплощение[205]. Однако в колоде у Сталина имелся туз: на ноябрьском пленуме 1929 года было объявлено о решении привлечь к строительству социализма в деревне городских рабочих. Профсоюзы («Время не ждет!») рекрутировали «политически грамотных» рабочих, с тем чтобы они привносили свою высокую «сознательность» в обширный «хаос» мелкобуржуазной деревни[206]. За спиной у добровольцев из пролетариев стояли серьезные силы. Красноармейцев привлекали лишь от случая к случаю — ОГПУ предупреждало о «кулацких» настроениях даже среди солдат из бедных крестьян, — но в деревню были направлены многотысячные отряды внутренних войск ОГПУ[207]. «Те, кто вступает в колхоз, регистрируются у меня, — заявил один из активистов. — Те, кто не желает вступать, регистрируются у начальника милиции»[208].
Впрочем, из многочисленных инструментов Сталина не было более мощного, чем завораживающая мысль о строительстве нового мира. Режим планировал мобилизовать до 25 тысяч городских рабочих; по некоторым сведениям, вызвалось более 70 тысяч, из числа которых было отобрано около 27 тысяч. Более двух третей из их числа были членами партии, и более четырех пятых были родом из промышленных регионов. У подавляющего большинства опыт работы на заводах и фабриках составлял от 5 до 12 лет, но почти половина принадлежала к возрастной когорте 23–29 лет[209]. Лишь каждая четырнадцатая была женщиной. «Ваша роль — роль пролетарского авангарда, — заявил Каганович группе московских и ленинградских двадцатипятитысячников перед их отправкой в деревню. — Будут трудности, будет кулацкое сопротивление и порой даже сопротивление со стороны колхозников, но история работает на нас… Либо мы уничтожим кулаков как класс, либо кулаки вырастут как класс капиталистов и уничтожат диктатуру пролетариата»[210]. На московских вокзалах отправлявшихся на «хлебный фронт» провожали Семен Буденный, герой-кавалерист Гражданской войны, и Ворошилов[211]. Один из рабочих-добровольцев якобы сказал: «Уже давно было нужно проводить такую твердую политику, чтобы поскорее догнать капиталистические страны»[212].
198
Это было 20 ноября 1929 г. 28 ноября Сталин принял Каменева, 11 декабря — Зиновьева.
199
200
Данилов и др.
202
203
2 февраля 1930 г. была издана секретная инструкция для особых отделов ОГПУ, надзиравших за Красной армией, о составлении списков бойцов, имеющих связи с «кулацкими элементами». Бойцы, уличенные в антисоветской деятельности, подлежали аресту. Сувениров.
204
И еще — о дивном новом мире антирыночной этатизации: «Если мы не положим конец бумажному потопу, то утонем в нем. Мы разбили Деникина и Юденича, Врангеля и разных контрреволюционных гадов, но бумага нас задушит». Иконников.
205
Постановлением Политбюро от 30 января 1930 г. кулаки были разделены на три категории: «активных контрреволюционеров» общим числом около 60 тыс. человек следовало во внесудебном порядке, «тройками» в составе начальника местного ОГПУ, областного партийного босса и местного прокурора, «приговорить» либо к расстрелу, либо к заключению в лагеря; тех, кто относился ко второй категории численностью около 1,5 млн человек, надлежало выселить с конфискацией имущества в ненаселенные или слабо населенные места; наконец, относившиеся к третьей категории, насчитывавшей около 2 млн человек, до новых распоряжений не подлежали выселению, но их следовало экспроприировать и не допускать их вступления в колхозы. Данилов и др.
206
207
На Украине, Кавказе и в Сибири режим также задействовал пограничные войска ОГПУ (обе группы пускали в ход оружие, и сами несли потери). Данилов и др.
208
Fitzpatrick,
209
На эту когорту приходилось всего 28,6 % промышленной рабочей силы. Kuromiya, «Crisis of Proletarian Identity», на p. 296n101, ссылка на: Политический и трудовой подъем рабочего класса СССР, 1928–1929 гг. (М., 1956). С. 545; Meyer,
210
Названные двадцатипятитысячниками и лучшими сынами отечества, они воспевались в «Марше двадцати пяти тысяч» Владимира Маяковского и в романе Михаила Шолохова «Поднятая целина».