Смех. Аплодисменты
В начале лета 1930 года Сталин отправил Надю к врачам-немцам в Карлсбад лечить желудочное заболевание. «Татька!.. Как доехала, что видела, была ли у врачей, каково мнение врачей о твоем здоровье и т. д. — напиши, — писал он 21 июня. — [Партийный] Съезд откроем 26-го. Дела идут у нас неплохо. Очень скучно здесь, Таточка. Сижу дома один, как сыч… приезжай поскорее. Це-лу-ю»[255]. В намеченный день состоялось открытие XVI съезда партии, первого с декабря 1927 года: это было масштабное мероприятие, на которое съехалось 2159 делегатов, включая 1268 с решающим голосом. Тем не менее очередная чистка привела к изгнанию из рядов партии, особенно в деревне, более чем 170 тысяч членов — за «пассивность», пьянство, «бытовое разложение», «чуждое» социальное происхождение и «скрытый» троцкизм — и послужила тревожным сигналом для тех, кто сочувствовал правым[256]. Но благодаря приему в партию новых членов из числа рабочих (причем порой в партию вступали целые заводские цеха) численность партии в 1930 году выросла более чем на 500 тысяч, достигнув 2,2 миллиона человек. Тем не менее это было всего 1,4 % от населения страны, возможно, составлявшего 160 миллионов человек. В партии состояла лишь четверть государственных функционеров, а среди руководства промышленных предприятий доля партийных была значительно ниже[257].
Длинный политический отчет Сталина, занявший все утро и вечер 27 июня, был построен по ставшему уже привычным для него стилю катехизиса. Он состоял из риторических вопросов, перечисления по пунктам и повторов ключевых фраз и был зачитан самодовольным тоном. «Теперь — экономический кризис почти во всех промышленных странах капитализма, — злорадствовал Сталин. — Рушатся иллюзии насчет всемогущества капитализма вообще, всемогущества североамериканского капитализма в особенности». Расценив данные события как кризис перепроизводства, он заявил, что противоречия капитализма обостряются и это толкает буржуазию на путь иностранных авантюр. «Капиталистическое окружение нельзя рассматривать, как простое географическое понятие, — предупреждал он. — Капиталистическое окружение — это значит, что вокруг СССР имеются враждебные классовые силы, готовые поддержать наших классовых врагов внутри СССР и морально, и материально, и путем финансовой блокады, и, при случае, путем военной интервенции». Тем не менее Сталин хвастался, что в свете темпов индустриализации, заданных партией, ультраиндустриалисты-троцкисты 1920-х годов выглядят «самыми крайними минималистами и самыми поганенькими капитулянтами. (Смех. Аплодисменты.)»[258]
Сталин заявил, что «люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов. (Аплодисменты.)» Забыто было и «Головокружение от успехов» с его предупреждениями по поводу деревни: «Мы ли их, эксплуататоров, сомнем и подавим, или они нас, рабочих и крестьян СССР, сомнут и подавят, — так стоит вопрос»[259]. Так как в экономике отныне станет господствовать «социалистический сектор», СССР, по словам Сталина, вступил в «период социализма». Делегаты съезда вовсю пользовались правом покупать дефицитные товары в закрытом магазине ОГПУ, включая ткань для пошива костюмов (3 метра всего по 54 рубля), пальто, рубашку, пару ботинок, две пары белья, две катушки ниток, два куска простого мыла и кусок туалетного мыла. Кроме того, им бесплатно выдавалось по 800 граммов мяса, 800 граммов сыра, килограмму копченой колбасы, 80 граммов сахара, 100 граммов чая и 125 сигарет. «Это, конечно, явный подкуп», — отмечал в своем дневнике Иван Шитц, обрусевший прибалтийский немец (Шутц) и редактор Большой советской энциклопедии, добавляя, что, хотя пропаганда трубила о «бурном росте производства», возможность покупать обыденные товары являлась привилегией[260].
Буденный, самый знаменитый всадник страны, пошутил на съезде, что «мы уничтожим лошадь как класс». Но он имел в виду вовсе не спровоцированный режимом забой скота крестьянами, а распространение тракторов. Как раз перед съездом Сталинградский тракторный завод, спешно достраивавшийся в течение суровой зимы, выпустил свой первый трактор. 18 июня в «Правде» была напечатана поздравительная телеграмма заводу от Сталина, который выражал благодарность «нашим учителям по технике, американским специалистам и техникам» и говорил, что 50 тысяч тракторов, запланированных к выпуску на заводе, — это «50 тысяч снарядов, взрывающих старый буржуазный мир и прокладывающих дорогу новому социалистическому укладу в деревне»[261]. Это был первый в СССР завод с конвейером, но к тому моменту на нем было установлено всего 60 % станков. Вместо запланированных 2 тысяч тракторов завод за третий квартал 1930 года (июль — сентябрь) собрал всего 43, а работавший на заводе американский инженер отмечал, что «после 70 часов работы они начали разваливаться». Советская сталь имела ужасающее качество, медные ленты для радиаторов прибывали такими исцарапанными, что их нельзя было использовать, тысячи рабочих на конвейере впервые в жизни держали в руках болты и гайки. Двое из американских инженеров, которым дали высокую оценку, умерли от тифа, остальные просились домой[262]. Освоение фордовских конвейерных методов требовало времени. Однако 25-летний корреспондент «Правды», вскоре умерший от туберкулеза, с восторгом видел в происходящем «непрерывный поток жизни, если хочешь, конвейер истории, закономерность ее развития в социалистических условиях со всеми срывами, жуткими перебоями, дикостью, грязью, безобразиями»[263].
255
Мурин.
256
Трапезников.
257
Gill,
258
Кроме того, Сталин заявил съезду: «Мы за отмирание государства. И мы вместе с тем стоим за усиление диктатуры пролетариата». Он признал, что здесь есть противоречие, но назвал его марксистской диалектикой. Этот момент был повторен им в 1933 г.
259
260
Шитц.
262
Davies,
263
Глан.