Уже летом и осенью 1930 года, когда такие светила, как британский писатель-фантаст Г. Уэллс, превозносили пятилетний план как «самое важное, что есть в современном мире», «бесплановость» советского планирования была выявлена путем проницательного анализа на страницах меньшевистской эмигрантской газеты «Социалистический вестник», в которой указывалось, что задание максимально возможных количественных целей и понукание предприятий к достижению этих целей в условиях, когда одним это удастся, а другим нет и когда даже уровень успехов будет разным у разных предприятий, исключает какую-либо согласованность. Перевыполнение плана по выпуску гаек приведет только к расточительству, если болтов будет произведено меньше; избыточное производство кирпичей бессмысленно, если не хватает известки[281]. Работа «плановой» экономики становилась невозможной без накопления запасов для спекуляций, без обхода запретов и различных махинаций в теневой экономике, но в результате дефицит и коррупция приобретали хронический характер. «Мы покупаем материалы, которые нам не нужны, — отмечал начальник отдела снабжения Московского электромеханического завода, — чтобы обменять их на то, что нам нужно»[282]. Из-за отсутствия легальных рыночных механизмов, контролирующих качество продукции, увеличивалась доля брака. Даже поставки на наиболее приоритетные промышленные предприятия могли содержать от 8 до 80 % брака при отсутствии альтернативных поставщиков, вследствие чего бракованные поставки с одного завода влекли за собой производственный брак на другом заводе[283].
Сталин был хорошо осведомлен об этих проблемах[284]. Но он почти ничего не понимал в системных дефектах, созданных им самим путем уничтожения частной собственности и легальных рыночных механизмов. Между тем бесчисленные региональные партийные аппараты погрязли в интригах. После того как из Западной Сибири поступил коллективный донос на Роберта Эйхе, Сталин писал Молотову (13 августа 1930 года), что Сибирь только что разделили на два региона — Западную и Восточную и что никто не жаловался на Эйхе, когда он руководил всей Сибирью. «Эйхе вдруг оказался „несправляющимся“ со своими задачами? Я не сомневаюсь, что здесь имеется грубо замаскированная попытка обмануть ЦК и создать „свой“, артельный крайком. Советую вышибить всех интриганов… и оказать полное доверие Эйхе»[285]. Запутанные интриги поблизости от места отдыха Сталина, в Закавказье, в которых принимали участие партийные боссы Грузии, Армении и Азербайджана, приводили Сталина в бешенство[286].
Кроме того, диктатор не спускал глаз с Михаила Калинина, пользовавшегося большой популярностью из-за своего крестьянского происхождения и роли церемониального главы государства (председателя ЦИКа)[287]. На заседаниях Политбюро Калинин время от времени позволял себе голосовать против Сталина (например, в случае закрытия столовой Общества старых политкаторжан). Орджоникидзе как глава партийной Контрольной комиссии получил из архивов царской полиции материалы о том, что Калинин, как и Ян Рудзутак, находясь в заключении, выдавал других товарищей из рядов подполья, которые тоже были арестованы[288]. После этого лица, обвиненные в принадлежности к сфабрикованной Трудовой крестьянской партии, в тюрьме давали показания о том, что намеревались включить Калинина в новое правительство. Молотов не решался обнародовать это признание. «Что Калинин грешен, — в этом не может быть сомнения, — утверждал Сталин (23 августа), стремясь сузить Калинину возможности для своеволия. — Обо всем этом надо обязательно осведомить ЦК, чтобы Калинину впредь не повадно было путаться с пройдохами»[289].
Проявляя заботу о своей личной власти, Сталин занимался и вопросом о финансировании индустриализации. «Нам остается еще 1–1,5 месяца для экспорта хлеба: с конца октября (а может быть и раньше) начнет поступать на рынок в массовом масштабе американский хлеб, против которого нам трудно будет устоять», — предупреждал он Молотова (23 августа). — «Еще раз: надо форсировать вывоз хлеба изо всех сил»[290]. Сталин требовал продавать хлеб, несмотря на то что мировые цены на зерно в 1929 году упали на 6 %, а в 1930 году — еще на 49 %. (Во многих странах скапливались запасы хлеба, эквивалентные его годовому экспорту.) При этом цены на промышленное оборудование оставались более или менее стабильными, вследствие чего в 1930 году для ввоза одного станка нужно было вывезти вдвое больше советского хлеба, чем в 1928 году[291]. «Найдутся мудрецы, которые предложат подождать с вывозом, пока цены на хлеб на междун[ародном] рынке не подымутся „до высшей точки“, — предупреждал он Молотова в письме от 24 августа. — Таких мудрецов немало в Наркомторге. Этих мудрецов надо гнать в шею, ибо они тянут нас в капкан. Чтобы ждать, надо иметь валютн[ые] резервы. А у нас их нет… Словом, нужно бешено форсировать вывоз хлеба»[292].
281
Раковский в ссылке высказал аналогичные проницательные соображения, которые тоже были опубликованы за границей. Брагинская.
282
Filtzer,
284
Он указывал Молотову (06.08.1930): «Обратите внимание на Сталинградский и Питерский [Путиловский] тракторные заводы. Там дело плохо». Кошелева.
285
Сталин назвал по имени только Ивана Клименко. Кошелева.
286
В отсутствие Сталина Политбюро дважды поднимало вопрос о партийных интригах в Закавказье; Сталин потребовал, чтобы постановление Политбюро, осуждавшее их, было опубликовано полностью. Lih et al.,
287
В 1929 г. и первой половине 1930 г. в ЦИК к Калинину было отправлено невероятно много — 172 500 — жалоб на незаконное раскулачивание (в 1930 г. были раскулачены 337 563 домохозяйства); секретариат Калинина сумел рассмотреть лишь 785 из них (в 519 случаев вынеся решение в пользу истца). Роль ОГПУ в раскулачивании крестьянских хозяйств: helion-ltd.ru.
288
Khlevniuk,
289
В одном из следующих писем, от 2 сентября, Сталин ставил Калинина на одну доску с Рыковым. Кошелева.
290
Кошелева.
291
Dohan, «Economic Origins of Soviet Autarky», 615–6; Tracy,
292
Кроме того, Сталин считал, что Микоян не справляется с обязанностями наркома торговли («…не справляется с делом, с которым вообще трудно или невозможно справиться одному человеку»), и предложил либо снять его, либо приставить к нему способного заместителя, например Аркадия Розенгольца, члена Центральной контрольной комиссии. 10 сентября Политбюро формально назначило Розенгольца заместителем наркома торговли по внешней торговле. 15 ноября 1930 г. наркомат торговли был разделен на два, и Розенгольц стал наркомом внешней торговли. Кошелева.