Друг Дюранти — Г. Р. Никербокер добыл другую сенсацию: интервью с матерью Сталина Кеке Геладзе, которое он взял в Тифлисе для New York Evening Post (1 декабря 1930 года). «Революционные призывы и неизменные призывы упорно выполнять пятилетний план напоминают о том, что весь Советский Союз от Сибири до границ Персии сегодня подчиняется одной цели и одной воле», — писал Никербокер. Кеке, с которой он беседовал при посредстве переводчика с грузинского, заявила, что это из-за нее Сталин не окончил семинарию: «Его не выгнали. Это я забрала его оттуда из-за его слабого здоровья. Он не хотел уходить, а я его забрала. Он был мой единственный [выживший] сын». Она показала журналисту стопку газет и журналов, в которых упоминался Сталин. «Смотрите, как он трудится, — сказала она. — Все это он сделал. Он слишком много работает». Статья Никербокера называлась «Сталин — человек-загадка даже для своей матери»[375].
Верные соратники
Условие существования любого авторитарного режима — чувство, что его со всех сторон окружают зловещие враги. Жителей СССР призывали к неустанной бдительности в отношении классовых врагов, якобы мечтавших об иностранной военной интервенции, которая покончит с советским режимом, восстановит капитализм и отомстит за них. В такой обстановке даже самые убежденные социалисты могли быть заклеймены как белогвардейцы, как в 1921 году заклеймили кронштадтских моряков Ленин с Троцким, если бы они выступили против советского режима. Хронические внутренние затруднения наделяли разговоры об измене правдоподобием, газетные сообщения вдыхали в них жизнь, а Сталин всячески раздувал эту тему[376]. Во время разбирательства по делу Сырцова и Ломинадзе он, прервав Микояна, сказал о своих критиках из числа коммунистов: «Теперь они все белогвардейцы»[377]. В тесном контакте с услужливым Менжинским он выработал сценарий на все случаи жизни: правые уклонисты, право-левый блок, вредители из «буржуазных специалистов», заговорщики из военных, связанные с правым уклоном, — и все они имели связи с заграницей и намеревались втянуть страну в войну, отменить коллективизацию, саботировать индустриализацию и устранить его лично[378]. Все замыкалось на нем.
1 декабря 1930 года Сырцов стал первым членом Политбюро, изгнанным из него методом опроса членов Центрального Комитета по телефону, без всякого пленума[379]. На протяжении целого года не состоялось ни одного многодневного пленума ЦК. Один пленум был отложен — возможно, потому, что Сталину нужно было уговорить членов ЦК согласиться на увольнение Рыкова[380]. И сейчас Сталин писал Горькому в Сорренто, сообщая ему о грядущей замене Рыкова на Молотова, отзываясь об этом как о «неприятном деле», но в то же время расхваливая Молотова, который, по его словам, был «смелый, умный, вполне современный руководитель»[381]. Что касается Бухарина, Сталин писал ему 13 декабря в своем уже ставшем привычным лицемерном стиле: «Я никогда не отказывал тебе в разговоре. Сколько бы ты ни ругал меня, я никогда не забывал о нашей былой дружбе. Я не говорю уже о том, что интересы дела требуют от каждого из нас безусловного предания забвению каких-либо „личных“ оскорблений. Мы всегда можем поговорить, если ты того хочешь»[382].
Наконец, 17 декабря 1930 года открылся откладывавшийся пленум, превратившись в последний момент в совместную сессию Центрального Комитета и карательной Центральной контрольной комиссии[383]. На третий день, после того как только ленивый не прошелся по докладу Рыкова, Косиор неожиданно предложил освободить Рыкова от его должности и назначить главой правительства Молотова. Все прекрасно понимали, кто стоит за этим шагом. Предложение было принято единогласно[384]. «До сих пор мне приходилось работать, главным образом, в качестве партийного работника, — заявил Молотов на объединенном пленуме. — Заявляю вам, товарищи, и на работу в Совнарком я иду в качестве партийного работника, в качестве проводника воли партии и ее Центрального Комитета»[385]. Бухарин, тоже выступивший 19 декабря, издевался над собой и своими союзниками и шутил о расправах над богатыми крестьянами и расстреле партийных оппозиционеров, вызвав смех, но все же он оказался на высоте, отважно высказавшись в отношении безумных сталинских планов индустриализации и коллективизации («Разговор становится бессвязным. Я глубоко сожалею об этом, но это не моя вина»)[386]. Наконец, Бухарин, которого неоднократно прерывали, сказал Молотову, что они могут делать все что пожелают, поскольку «вся власть и авторитет — в ваших руках».
375
Также Кеке якобы говорила, что Сталин навещал ее в 1921 г. и «три года назад» (1926) и что она однажды жила у него в Кремле, в Москве («Мне там не понравилось»). Knickerbocker, «Stalin Mystery Man», Hoover Institution Archives, Edward Ellis Smith papers, box 2. См. также: Smith,
376
«По известиям с Запада (об этом передают через третьи руки от лиц, там бывших, или „сверху“), там „смеются“ над нервностью большевиков, не собираясь воевать, — в ноябре 1930 г. записывал в своем дневнике Шитц, редактор энциклопедии. — Но у нас в войне уверены». Шитц.
377
Редактируя стенограмму, Сталин вычеркнул из нее эту разоблачительную реплику. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1011 [цит. в обратном переводе с англ.].
380
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 735. Л. 9–10, 12–13, 14–15. Сталин поручил Андрееву выступить 25 ноября на заседании Политбюро — а не на пленуме ЦК — с докладом о ходе коллективизации на Северном Кавказе и распространил стенограмму этого заседания, в которой делался упор на успехах, среди партийных функционеров. Хлевнюк и др.
381
Дубинская-Джалилова, Чернев.
382
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 729. Л. 36 [цит. в обратном переводе с англ.]. 29 ноября 1930 г. в «Правде» было опубликовано заявление Бухарина, отредактированное Кагановичем; Бухарин снова признавал свои ошибки, осуждал «право-левый блок» Сырцова и Ломинадзе и призывал к единству. Квашонкин.
383
Неоднократные задержки с открытием пленума порождали слухи: в меньшевистском «Социалистическом вестнике» появились спекуляции о трениях между Сталиным и другими членами Политбюро в отношении правого уклона; «Бюллетень оппозиции» Троцкого разразился фантазиями о разрыве между Сталиным и Молотовым: якобы Сталин возлагал на Молотова вину за провалы в промышленности. Хлевнюк.
384
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 735. Л. 81–83, 87. См. также: Khlevniuk,
386
Getty and Naumov,