Журналист-пропагандист Михаил Кольцов бахвалился в «Правде» (01.01.1931): «Этот новый год мы встречаем весело и радостно, без колебаний и сомнений»[417]. Сталин с его недоверием навязывал такую стойкость с помощью полицейских мер и партийной дисциплины[418]. Кроме того, со своей высокой трибуны он осуждал то некомпетентного директора завода, то законченного бюрократа, то краснобая, щедрых на изъявления лояльности, но неспособных снабдить население товарами. Более зловещими были его предупреждения о сознательном обмане, сговоре, двурушничестве и вредительстве. Однако диктатор сам оказался главным саботажником, приведя страну и свой режим к катастрофе 1931–1933 годов, невзирая на крайнее рвение в строительстве нового мира[419]. Крестьяне вели речи о библейском Апокалипсисе, причем некоторые утверждали, что Богородица прислала написанное золотыми буквами послание о том, что нагрянет конное воинство, которое разрушит колхозы[420]. Вместо этого в страну явились четыре всадника в виде насильственного насаждения колхозов и массового голода. Вызревавшее в недрах партии глухое недовольство вылилось в требования о снятии Сталина.
Менталитет громилы
Генри Форд довел до всеобщего сведения тот факт, что посредством крупных инвестиций капитала и передовой организации можно произвести революцию в промышленном производстве, и тем самым бросил прямой вызов промышленности во всех странах мира. Массовое производство требовало затратных, рискованных предварительных инвестиций и обширного рынка, однако советская огосударствленная экономика ликвидировала конкуренцию (и внутреннюю, и внешнюю) и манипулировала внутренним спросом, позволяя промышленности обратиться к конвейерным методам[421]. В годы первой пятилетки в СССР было возведено на пустом месте или полностью перестроено более 1000 промышленных предприятий, многие из которых работали по фордовским методам[422]. Все передовые технологии, за исключением производства синтетического каучука, приобретались у ведущих зарубежных компаний, с которыми приходилось расплачиваться твердой валютой[423]. Импортные технологии приживались с трудом и встречались только в приоритетных секторах, таких как производство стали, химическая промышленность и машиностроение. Главными строительными материалами оставались кирпич и дерево, а не бетон; на железных дорогах локомотивы приводились в действие паром, а не электричеством[424]. И даже там, где в строй вводились доменные печи и турбины, вспомогательные работы нередко по-прежнему производились вручную или с помощью примитивных орудий. Тем не менее промышленное производство заметно выросло, причем одновременно наблюдалось падение производства по всему капиталистическому миру. В царской России в 1914 году почти не выпускалось станков; в Советском Союзе в 1932 году их было выпущено 20 тысяч[425].
Под лозунгом «Догнать и перегнать» (капиталистов) режим не только выстраивал для себя новую производственную базу, но и наконец обзаводился многочисленным рабочим классом[426]. Численность наемной рабочей силы достигла величины, запланированной на 1932–1933 годы, уже в 1930 году. Полная занятость, эта волшебная идея, находила отклик во всем мире. К концу 1930 года число безработных достигло 2,5 миллиона в Великобритании, более 3 миллионов в Германии (вскоре оно там удвоилось) и более 4 миллионов в США (где оно вскоре утроилось). Однако исчезновение безработицы в СССР породило беспрецедентную текучку рабочей силы — у рабочих появился выбор, — которая, в свою очередь, вызвала к жизни такие драконовские меры, как тюремный срок за нарушение трудовой дисциплины и халатность и введение обязательных трудовых книжек, позволявших осуществлять контроль над перемещениями рабочих[427]. Многие рабочие и некоторые управленцы попадались в сети спорадически проводившихся облав, однако избыточный спрос на рабочую силу при ее ограниченном предложении подрывал все попытки режима планировать распределение рабочей силы. Текучесть населения достигла ошеломляющих масштабов: в города и на строительные площадки, в ходе выполнения плана ставшие городами, насовсем переселилось до 12 миллионов жителей деревни. (Население Москвы, куда стекались и мигранты из других городов, выросло с 2 миллионов до 3,7 миллиона человек[428].) Многие перебирались с места на место[429].
417
После того как Мехлис в мае 1930 г. закончил Институт красной профессуры, Сталин назначил его главой отдела печати ЦК и одновременно ввел его в редколлегию «Правды»; в 1931 г. Мехлис стал ее главным редактором и способствовал росту ее тиража до 1,8 млн экземпляров, но Сталин не был уверен в его способности справиться с такой нагрузкой. Хлевнюк и др.
418
В какой-то момент Сталин перестал являться на формальные заседания секретариата и оргбюро партии. Последнее функционировало как своего рода постоянная комиссия Политбюро, наделенная соответствующими полномочиями, в то время как первый с 1931 г. даже не сносился с Политбюро. В отсутствие даже номинального надзора со стороны Политбюро все сотрудники центрального партийного аппарата отчитывались непосредственно перед Сталиным. Rosenfeldt,
419
Это рвение («Вы будете хозяевами всего мира!») нередко самым тесным образом переплеталось с приспособленчеством. Однако некоторые ораторы на съезде ВЛКСМ в январе 1931 г. упоминали о почти 50-процентном «уровне дезертирства» среди комсомольцев, отряженных в угольные шахты Донбасса. Davies,
421
В глобальном плане было легче сказать, как механизировать производство в конкретных случаях, чем сделать это, и переход к массовому производству оставался проблемой в некоторых отраслях и даже в некоторых странах. Kinch, «Road from Dreams», 107–36. Массовое производство в СССР в еще большей степени, чем в Германии, в дальнейшем ассоциировалось с производством средств производства. В СССР велись яростные внутренние дискуссии о том, как организовать промышленное производство, со ссылками на американский и немецкий производственный опыт. Shearer,
422
423
Sutton,
426
В годы первой пятилетки численность городской рабочей силы выросла примерно с 11,9 млн до 22,9 млн человек. В тяжелой промышленности в 1932 г. насчитывалось более 6 млн трудящихся, в то время как в 1928 г. их было не более 3 млн. В основном рабочая сила пополнялась за счет села. К 1932–1933 гг. от 45 до 60 % рабочих, занятых в промышленности, начали работать на производстве не ранее 1926 г. Дробижев.
427
За первым указом, запрещавшим свободное перемещение рабочей силы (октябрь 1930 г.), последовал указ, запрещавший директорам предприятий нанимать рабочих, самовольно покинувших прежнее место работы. Davies,
428
Число крестьянских домохозяйств к 1937 г. сократилось с 25–26 млн до 19 млн. По большей части деревню покидали молодые мужчины — группа населения, в наибольшей степени поддерживавшая социальные преобразования, инициированные режимом, включая и первых приверженцев колхозов. Fitzpatrick,