Диктатор играл на струнке вечных мучений России из-за ее относительной слабости по сравнению с Западом, а также новых страхов перед иностранными силами, ополчившимися на социалистическое отечество. Как вспоминал один участник конференции, Сталин «буквально открыл клапан, давая выход пару»[441]. Но при этом он потребовал от руководителей не замыкаться в стенах кабинетов. «У нас нередко думают, что руководить — это значит подписывать бумаги… — указал он. — Это печально, но это факт… Как могло случиться, что мы, большевики… вышедшие с победой из жестокой гражданской войны, разрешившие крупнейшую задачу создания современной промышленности, повернувшие крестьянство на путь социализма, — как могло случиться, что в деле руководства производством мы пасуем перед бумажкой? Причина тут заключается в том, что подписывать бумагу легче, чем руководить производством». Сталин призвал руководителей: «…вникай во все, не упускай ничего, учись и еще раз учись. Большевики должны овладеть техникой. Пора большевикам самим стать специалистами. Техника… решает все. И хозяйственник, не желающий изучать технику, не желающий овладеть техникой, — это анекдот, а не хозяйственник»[442].
Засуха и государственный саботаж
Кого следовало считать кулаком? Владельца трех коров? Четырех коров? Критерии порой были расплывчатыми. Но навязанные центром квоты заставляли давать ответ на этот вопрос[443]. Нередко на кулаков доносили в превентивном порядке, чтобы уберечься самим или сводя старые счеты. «Социализм… есть религия ненависти, зависти, вражды между людьми», — писала группа крестьян из Калининской области (с центром в городе Калинине, бывшей Твери) в газету «Социалистическое земледелие» (март-апрель 1931 года)[444]. Некоторые крестьяне мотивировались классовыми настроениями, однако для выполнения квот в кулаки приходилось внезапно записывать многих крестьян-середняков и бедняков. Кулаками становились все не желающие становиться колхозниками, какими бы бедными они ни были. Понятие «подкулачник» позволяло сделать законной добычей кого угодно, а амбициозные сотрудники тайной полиции превышали спущенные им квоты[445]. Согласно классификации самого ОГПУ, многие из тех, кто попал в сети антикулацких кампаний, были мелкими торговцами, «бывшими», священниками или различными «антисоветскими элементами»[446]. Спешка, произвол и безудержное насилие лишь способствовали проведению операции, порождая хаос и страх утраты контроля за событиями, что влекло за собой новые суровые меры[447]. По приказу Сталина в конце мая началась вторая волна депортаций кулаков (продолжавшаяся до ранней осени 1931 года), которая своими масштабами почти вдвое превысила прошлогоднюю[448]. При этом он полагался на местных партийных боссов, но главным образом на ОГПУ и острую конкуренцию между Ягодой и Евдокимовым за его расположение[449].
В целом по стране было раскулачено около пяти миллионов человек — в это число входят как раскулаченные полицией и односельчанами, так и те, кто предпочел спасаться бегством; при этом не известно, сколько умерло во время депортации или вскоре после нее. Без суда и следствия было расстреляно до 30 тысяч глав домохозяйств. Оперработники ОГПУ на скорую руку создавали колонии раскулаченных, вскоре переименованные в спецпоселения; предполагалось, что они будут жить на самообеспечении, но, несмотря на лавину указов, поселения, в которых действительно имелось жилье, создавались с запозданием[450]. Ссыльным, пережившим этап в холодных и темных вагонах для скота, в которых их привезли в тайгу, пришлось проводить первую зиму в палатках или под открытым небом[451]. Они участвовали в строительстве Магнитогорского металлургического комбината, Челябинского тракторного завода и прочих витрин пятилетки. На тех же стройках пытались найти пропитание, навлекая на себя обвинения в «просачивании», самораскулаченные и крестьяне, лишенные имущества, но не сосланные[452]. Заместитель уполномоченного ОГПУ по Восточной Сибири сообщал о массовых побегах и из спецпоселений, причем в качестве причин побегов назывались «тяжелые бытовые и продовольственные условия», а также «эпидемические заболевания, высокая смертность среди детей». По его словам, в спецпоселениях царила «невозможная грязь»[453].
442
443
Списки кулаков составлялись по приказам сверху — обычно в спешке, всего за несколько дней — местными коммунистами и комсомольцами, а милиция устанавливала в сельсоветах, школах или просто на улицах специальные ящики для доносов. Fainsod,
444
Крестьянские письма призывали создавать колхозы без спешки и на добровольной основе, а также уважать церкви. Зеленин.
445
Хотя число кулаков, отнесенных к 1-й категории — подлежавших ссылке в отдаленные регионы или расстрелу, — определялось примерно в 60 тыс., в реальности за период с 1 января по 1 октября 1930 г. к таковым было причислено 283 717 человек, причем половина из этого числа — после тактического отступления, объявленного в «Головокружении от успехов». Данилов и др.
446
Ягода приказал исправить ситуацию, уведомив оперработников, что «не обязательно взять „норму“». Но за выявление чрезмерно активных никаких медалей не давали. Берелович, Данилов.
447
Suslov, «‘Revolution from Above’». Зажиточные крестьяне спешно распродавали сельхозинвентарь, забивали скот и сбегали, что вынуждало режим издавать строгие приказы о предотвращении самораскулачивания.
448
Попов.
449
В 1928–1931 гг. на территории бывшей московской гимназии № 3 за Лубянкой, 2, для ОГПУ было построено новое конструктивистское здание (Лубянка, 12) с характерным фасадом и круглыми окнами на верхнем (седьмом) этаже. В здании располагались кабинеты общей площадью 6 тыс. кв. метров, трехэтажный универмаг, 120 квартир, клуб, столовая и кинотеатр на 1500 зрителей. Погоний.
450
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 138. 25 февраля 1931 г. посредством опроса по телефону Политбюро приняло резолюцию, в которой рекомендовало ОГПУ на протяжении полугода «подготовить» кулацкие поселения на 200–300 тыс. семей в Северном Казахстане, под Карагандой. Хаустов и др.
451
Solzhenitsyn,
452
Из числа 2 млн человек, обреченных на ссылку в пределах их собственного региона, многие тоже сбегали на стройки после того, как их собственность была конфискована для колхозов. Земсков.
453
Зеленин.