Сюрпризы продолжались. Сталин вернул Шапошникова на важную должность в столице, назначив его начальником Военной академии имени Фрунзе, а 7 мая 1932 года даже письменно извинился перед Тухачевским за то, что осудил как «красный милитаризм» поданную им в январе 1930 года записку с нереальными задачами по перевооружению. «Ныне, спустя два года, — писал Сталин (копия его послания была адресована Ворошилову), — когда некоторые неясные вопросы стали для меня более ясными, я должен признать, что моя оценка была слишком резкой, а выводы моего письма — не во всем правильными». Сталин отмечал, что Тухачевский предлагал создать армию мирного времени не в 11 миллионов (согласно обвинениям Шапошникова), а в «восемь миллионов душ» и делал предположение, что создание шестимиллионной хорошо снабжаемой и хорошо организованной армии «нам более или менее по силам». (Численность советских вооруженных сил на тот момент все еще не превышала одного миллиона.) К этому он добавлял: «Не ругайте меня, что я взялся исправить недочеты своего письма [1930 год] с некоторым опозданием»[626].
Что дальше? Сталин долгое время запрещал направлять в деревню больше потребительских товаров, чтобы стимулировать сдачу крестьянами хлеба, но сейчас он согласился и на это[627]. Он даже пошел на импорт зерна («Уже куплено в Канаде дополнительно три миллиона пудов хлеба, — телеграфировал он 8 мая партийному боссу Восточной Сибири. — Свою долю получите»)[628]. Впрочем, показательно, что Сталин не выступал в роли инициатора хотя бы каких-либо из этих уступок; к тому же от него неизменно исходили жесткие напоминания о необходимости безусловного выполнения установленных центром заданий по поставкам и о вероломных капиталистах[629]. В отличие от Ленина в 1921 году Сталин не желал допускать «отступления» или неонэпа[630]. В таком подходе отражалось его нежелание признавать любые свои ошибки, стремление сохранить свой авторитет первого лица системы и полная идеологическая неуступчивость[631].
Резкий контраст с СССР составляла Монголия, советский сателлит. Фанатики из Монгольской народной партии, подзуживаемые советниками из Коминтерна, объявили «классовую войну» «феодализму», конфискуя поместья, подвергая разграблению буддистские монастыри, убивая знатных людей и лам и принуждая скотоводов к коллективизации[632]. Погибла по крайней мере треть поголовья скота — главного богатства страны. Резко выросла инфляция, наблюдалась нехватка многих товаров. Весной 1932 года в обстановке слухов о том, что либо престарелый панчен-лама (находившийся в тибетском изгнании), либо японцы приведут войска для освобождения Монголии от коммунистической оккупации, четыре провинции на северо-западе страны были охвачены восстаниями, во главе которых стояли ламы[633]. Восстания застали Сталина врасплох («Последние телеграммы сообщали об успехах; соответственно, такое неожиданное и резкое ухудшение необъяснимо»). Из СССР в Монголию были направлены потребительские товары и десять истребителей, расстреливавших повстанцев с воздуха; всего погибло около 1500 человек. Перед лицом уничтожения повстанцы предавались убийствам и каннибализму[634]. 16 мая Политбюро осудило монгольскую партию за «слепое подражание политике советской власти в СССР». Властям Монголии было приказано отказаться от коллективизации кочевников, создать «всенародное правительство» и публично отказаться от некапиталистического пути развития в текущих монгольских условиях. Этот поворот был утвержден на пленуме Монгольской народной партии и окрещен «новым курсом»[635]. Это был полный откат, какого Сталин не потерпел бы у себя в стране.
В кольце паникеров
Могли ли эти вынужденные уступки спасти положение, оставалось неясно. «…поздно Сталин додумался торговать с колхозами, — утверждал, согласно донесению ОГПУ, один рабочий из Минска, — если бы он додумался об этом в 1929–1930 годах, куда лучше было бы, а теперь из этого ничего не выйдет, потому что у крестьян ничего нет, все уничтожено»[636]. Общесоюзных запасов продовольствия и фуража хватило бы примерно на месяц, причем на Украине, Северном Кавказе и Нижней Волге их было еще меньше. Напуганный Куйбышев 23 мая 1932 года написал синим карандашом сверхсекретную записку, в которой предлагал урезать нормы снабжения даже для самых приоритетных категорий получателей («особый список» и «список № 1»). Политбюро не пошло на это, но оно сократило снабжение Красной армии на 16 % и приняло решение об ускорении закупок хлеба в Персии[637]. Молотов отправился на Украину во главе комиссии, которая докладывала (26 мая), что «ситуация хуже, чем мы предполагали», и предлагала выдать населению еще больше посевного зерна, фуража и продовольствия в виде «займов». Сталин согласился на отпуск еще 41 тысячи тонн посевного зерна из стратегических запасов на Украине и в Белоруссии[638]. Предполагалось, что эти займы, объем которых по всему Союзу достиг 1,267 миллиона тонн за год, что было втрое больше выданного весной 1931 года, будут возвращены после сбора урожая 1932 года в пропорции 1:1[639].
626
Квашонкин.
627
8 мая Сталин назначил комиссию во главе с Кагановичем по проверке производства и распределения потребительских товаров. Rees,
628
Данилов и др.
629
В указе от 20 мая 1932 г., согласно которому снижались налоги на легальную колхозную торговлю, местным должностным лицам приказывалось не допускать «открытия магазинов и киосков частными торговцами» и добавлялось, что «посредники и спекулянты, пытающиеся жить за счет рабочих и крестьян, должны быть повсюду искоренены». Ball,
630
Среди советских должностных лиц после начала сплошной коллективизации шли дискуссии о рынке, но факт этих дискуссий может вводить в заблуждение. Например, на XVII партийной конференции (январь-февраль 1932 г.) идеолог Алексей Стецкий упоминал о необходимости «развивать советскую торговлю, советский рынок», но он имел в виду торговлю и рынки, контролируемые государством.
632
Sandag and Kendall,
633
Bawden,
634
16 марта 1932 г. одновременно с приказом об отправке товаров при Политбюро была создана постоянная комиссия по Монголии во главе с Постышевым и с участием Ворошилова, Карахана и Элиавы. 23 апреля были утверждены инструкции для советского вице-консула Охтина. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 12. Л. 18–20, 31, 92, 111–112; Baabar,
635
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 12. Л. 113; Terayama, «Soviet Policies toward Mongolia», I: 37–66. Сталин предстает в этих документах как человек, пытающийся навести порядок среди донесений, противоречащих друг другу, и в то же время дающий выход своему гневу.
636
Кондрашин и др.
637
Davies et al., «Stalin, Grain Stocks, and the Famine of 1932–33», 650–1 (ссылка на: РГАСПИ. Ф. 79. Оп. 1. Д. 375. Л. 1–3; Ф. 17. Оп. 162. Д. 12. Л. 153–154; ГА РФ. Ф. 5446. Оп. 27. Д. 33. Л. 127).
638
Davies and Wheatcroft,