Седов написал своему отцу — симпатическими чернилами, — что в СССР сформировался «блок» с участием «зиновьевцев, группы Стэна-Ломинадзе и троцкистов», явно имея в виду маленький заговор Рютина. Однако Троцкий, недовольный тем, что «левые» поступили неправильно, связав свою судьбу с «правыми», указывал Льву, что в условиях, когда снятия Сталина требуют кадет-эмигрант «Милюков, меньшевики и термидорианцы всех видов», «не исключено, что нам временно придется его поддержать… Лозунг „Долой Сталина!“ двусмыслен, и в настоящий момент его не следует делать военным кличем»[699].
В сентябре 1932 года, вернувшись из трехмесячного отпуска, Сталин втихомолку смягчил свой закон от 7 августа: за кражу небольшого количества зерна не расстреливать, а лишь приговаривать к 10 годам[700]. Урожай 1932 года ожидался на уровне не более чем 60 миллионов тонн зерна, а может быть, и всего 50 миллионов тонн, что было чуть выше, чем катастрофический итог в голодном 1921 году[701]. В поступавших Сталину докладах содержалась не менее скверная оценка урожая, но все же намного завышенная по сравнению с реальностью — до 69 миллионов тонн, но это несоответствие так никогда и не было им осознано[702].
Половина всех казахов — до двух миллионов человек — снимались с насиженных мест, забирали оставшийся скот и сбегали из колхозов. Свои должности якобы самовольно оставили половина партийных функционеров в этой республике[703]. В одном из официальных докладов, направленных в августе Сталину, отмечалось, что в 1929 году в Казахской автономной республике насчитывалось 40 миллионов голов скота, а сейчас — только шесть миллионов[704]. Наконец, 17 сентября Сталин поставил на голосование в Политбюро проект указа о смягченных формах членства в колхозах на территории Казахстана — каждое домохозяйство получало право иметь от восьми до десяти голов скота, до 100 овец и коз и от трех до пяти верблюдов, но при этом все равно указывалось, что принуждение к оседлости будет продолжено с целью «искоренения экономических и культурных анахронизмов»[705]. Кроме того, он приказал снизить задание по хлебозаготовкам для Казахстана (до 47 тысяч тонн), а также оказать ему помощь продовольствием (в размере 33 тысяч тонн) и отложить платежи за полученные авансом семенное зерно и продукты питания (98 тысяч тонн), что в целом составляло более четверти первоначального плана по хлебозаготовкам[706]. Задания для Украины уже были снижены, но «является уже совершенно бесспорным, что этого количества хлеба Украина не даст», — отважно писал Сталину, подчеркнувшему эти слова красным карандашом, украинский функционер Мендель Хатаевич[707]. В конце сентября на 660 тысяч тонн было сокращено и задание по хлебозаготовкам для Северного Кавказа, хотя оно все равно оставалось невыполнимым[708].
Экспорт зерна обвалился. В 1932 году из страны было вывезено всего 1,73 миллиона тонн хлеба по сравнению с 5,06 миллиона в 1931 году и 4,76 миллиона в 1930 году. Царская Россия в 1913 году вывезла более 9 миллионов тонн зерна[709].
Пока страна задыхалась в тисках голода, Сталин провел совместный пленум ЦК и ЦКК (28 сентября — 2 октября 1932 года), посвященный торговле, потребительским товарам и черной металлургии. Жатва уже закончилась, и он планировал сократить весенние уступки по части личных земельных участков и частных рынков. Кроме того, пленум осудил группу Рютина как «предателей партии и рабочего класса, пытавшихся создать… под обманным флагом „марксизма-ленинизма“ буржуазную, кулацкую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества». Рютин на допросе в ОГПУ объявил себя единственным автором инкриминируемых ему документов, выгораживая товарищей. Пленум принял резолюцию Сталина с требованием немедленного исключения из партии всех, кто знал о группе Рютина, но не донес на нее[710]. Зиновьев, Каменев и Угланов, не скрывавший слез, снова покаялись, но их тем не менее снова выгнали из партии и приговорили к трехлетней ссылке (Зиновьева отправили в казахский город Кустанай, Каменева — в Минусинск в Восточной Сибири)[711].
вернуться
Троцкий получил это письмо 4 октября 1932 г.: Trotsky archive, Harvard, T 4782; Davies, Crisis and Progress, 246–7 (ссылка на беседу с Пьером Бруэ, редактором французского издания заметок Троцкого). В конце сентября 1932 г. в хорошо осведомленной меньшевистской эмигрантской газете «Социалистический вестник» было напечатано пришедшее из Москвы известие о «письме 18 большевиков», объединившем «бывших правых и левых оппозиционеров» вокруг необходимости «снять Сталина». Социалистический вестник. 26.09.1932 (сообщение от 07.09). В своем «Бюллетене» Троцкий уточнял: «Если в настоящий момент в СССР будет потревожено бюрократическое равновесие, это почти наверняка сыграет на руку силам контрреволюции». Deutscher, Prophet Outcast, 175.
вернуться
Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 167–8 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 900. Л. 33–34; Оп. 162. Д. 13. Л. 99–100); Хаустов и др. Лубянка: Сталин и ВЧК. С. 319 (АП РФ. Ф. 3. Оп. 57. Д. 60. Л. 10), 321–324 (Л. 13–19). См. также: Solomon, Soviet Criminal Justice, 463. После возвращения в Москву Сталин впервые принял посетителей 27 августа 1932 г. На приеме. С. 70. Ему по-прежнему не давала покоя мысль о внутреннем воровстве. 15 ноября 1932 г. он разослал членам Политбюро протокол допроса колхозного счетовода с сопроводительным письмом о том, что это «один из многих документов, демонстрирующих организованное расхищение колхозного добра». Хаустов и др. Лубянка: Сталин и ВЧК. С. 336–337 (АП РФ. Ф. 3. Оп. 57. Д. 60. Л. 29–34).
вернуться
Таугер, делающий упор на естественных причинах голода, старается показать, что годовые колхозные отчеты за 1932 г. указывали на чрезвычайно плохой урожай и что не только официальная величина урожая 1932 г., но и пересмотренные цифры, которые приводят Дэвис и Уиткрофт, вероятно, являются завышенными. В конечном счете величина урожая 1932 г. остается неизвестной, но, судя по годовым отчетам примерно по 40 % колхозов, которые являются единственными данными о реальном урожае, обнаруженными на сей день, она должна была составлять примерно 50 млн тонн. Tauger, «1932 Harvest». По оценкам Дэвиса и Уиткрофта, урожай 1932 г. составлял 58–60 млн тонн, но они основываются на прогнозах, сделанных еще до жатвы. Впрочем, следует отметить, что Уиткрофт, отрицавший позицию Таугера, и нередко в весьма резкой форме, впоследствии, не ссылаясь на него, допускал цифру в 50 млн тонн в качестве нижней границы оценки. Davies, Economic Transformation, 286 (56 млн тонн плюс-минус 10 %). Пятилетний план первоначально предусматривал урожай 1932 г. в 100–106 млн тонн; еще в июле 1932 г. будущий урожай прогнозировался на уровне в 76–78 млн тонн, что было лучше, чем в 1931 г., но в сентябре 1932 г. оценки снизились до 67–71 млн тонн. Пересмотренные оценки, сделанные в начале 1933 г., давали цифру уже в 60–65 млн тонн; окончательная официальная величина, фигурирующая в постановлении Политбюро, принятом в сентябре 1933 г., составляла 69,87 млн тонн. Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 443–6; Пятилетний план. Т. 2. Ч. 1. С. 298; Кошелева. Письма Сталина Молотову. С. 248–249 (12.09.1933); Lih et al., Stalin’s Letters to Molotov, 234–5.
вернуться
Молот. 23.01.1934; VIII Всеказахстанская краевая конференция ВКП(б). С. 159. «Украинское село ведет кочевую жизнь», — писал один функционер, имея в виду голодающих беженцев, в то время как степных кочевников-казахов принуждали к оседлой жизни, что и побудило их к массовому бегству. Swianiewicz, Forced Labor, 121 (автор ссылается на слова неназванного коммуниста из центральноевропейской страны, только что бежавшего из СССР). В августе 1932 г. глава Казахстанского совнаркома писал, что «административное преобразование полупустынных скотоводческих районов в „земледельческие“ районы пагубно сказалось на животноводстве». Алдажуманов и др. Насильственная коллективизация. С. 155 [цит. в обратном переводе с англ.].
вернуться
По оценке Ураза Исаева (г. р. 1899), этнического казаха и председателя Совнаркома этой автономной республики, весной 1932 г. в ней умерло от 10 тыс. до 15 тыс. человек. Абдирайымов и др. Голод в казахской степи. С. 140–151 (АП РК. Ф. 141. Оп. 17. Д. 607. Л. 1–14); Алдажуманов и др. Насильственная коллективизация. С. 153–162; Партийная жизнь Казахстана. 1990. № 6. С. 83–89.
вернуться
Курамысов. На путях социалистического переустройства казахского аула. С. 3–4; Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 324 (ссылка на: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 13. Л. 113–117). Турар Рыскулов, заместитель председателя Совнаркома РСФСР, отважно, но тщетно выражал Сталину свой протест (29.09), заявляя, что маниакальное насаждение оседлости «говорит об игнорировании интересов животноводства в районах, которые как раз являются в основном животноводческими». Данилов и др. Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 503–509 (РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 670. Л. 11–14oб.); Партийная жизнь Казахстана. 1990. № 10. С. 76–84; Рыскулов. Собрание сочинений. Т. 3. С. 304–316 (АП РК. Ф. 141. Оп. 1. Д. 6403. Л. 13–16). Кочевники-казахи переходили к земледелию отчасти вследствие обнищания, а не только из-за принуждения властями к оседлости. Но, разумеется, принудительное вступление в колхозы было не единственным вариантом земледельческой жизни, к которому стремились эти люди.
вернуться
Pianciola, «Famine in the Steppe», 184 (ссылка на: ГА РФ. Ф. 6985. Оп. 1. Д. 9. Л. 2). 19 декабря 1934 г. количество скота, которое разрешалось иметь в личном владении, было увеличено. Pianciola, «Collectivization Famine», на p. 244 (ссылка на: Казахстанская правда. 20.12.1934; ГА РФ. Ф. 6985. Оп. 1. Д. 9. Л. 133); Davies and Wheatcroft, Years of Hunger, 183–4 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 13. Л. 113–117, 118).
вернуться
Хатаевич написал это 22 сентября 1932 г.; 1, 2 и 14 сентября он был на приеме у Сталина. На приеме. С. 70–71. 23 октября Косиор писал Сталину, что Хатаевич «поступил неправильно, сделав все это без согласования со мной» (в этом письме тоже множество подчеркиваний красным карандашом), и заверял диктатора, что хлеб, возможно, все же удастся заготовить и что «погода сейчас по всему югу Украины, даже на Правобережье, исключительно благоприятная», а «настроения в массе колхозов тоже неплохие». Антипова и др. Голод в СССР. С. 187–191 (АП РФ. Ф. 3. Оп. 40. Д. 82. Л. 136–140), 192–195 (Л. 132–135). 27 декабря 1932 г. Хатаевич направил Сталину еще одно обширное послание, в котором заявлял, что усердно трудится ради дела революции и призывал немедленно отправить на Украину свежие партийные кадры для работы на местах. Антипова и др. Голод в СССР. С. 224 (АП РФ. Ф. 3. Оп. 40. Д. 85. Л. 88–94).
вернуться
В обычное время Украина и Северный Кавказ давали до трети хлеба в стране и до половины экспортного зерна. Conquest, Harvest of Sorrow, 221 (без ссылки на источник).
вернуться
Davies et al., Economic Transformation, 316 (table 48). См. также: Lewin, Making of the Soviet System (1985), 166–7. План по хлебозаготовкам на 1932 г. основывался на прогнозе в 90 млн тонн, из которых государство планировало забрать себе 29,5 млн тонн — на 5 млн больше, чем в предыдущем году, — и вывезти 6,235 млн тонн.
вернуться
ВКП(б) в резолюциях (1933). Т. 2. С. 747–761; ВКП(б) в резолюциях (1936). Т. 2. С. 669. Резолюцию об исключении и список рютинской группы опубликовала «Правда» (11.10.1932). Двадцать коммунистов были исключены из партии насовсем, а еще четверо — на год, по прошествии которого они имели право подать прошение о восстановлении.
вернуться
Анфертьев. «Дело М. Н. Рютина» в судьбе Г. Е. Зиновьева и Л. Б. Каменева, октябрь 1932 г. Исторический архив. 2006. № 1. С. 73, 80; О деле так называемого Союза марксистов-ленинцев. С. 107. На протяжении всего лета 1932 г. Политбюро обдумывало предложение наркома легкой промышленности (И. Е. Любимова) о том, чтобы позволить государственным предприятиям продавать сверхплановую продукцию на свободном рынке, но теперь, после возвращения Сталина из отпуска, эта идея была отвергнута. Хлевнюк и др. Сталин и Каганович. С. 188–190 (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 740. Л. 76–81), 190, сн. 6 (Ф. 17. Оп. 3. Д. 887. Л. 7; Д. 891. Л. 4; Д. 895. Л. 3; Д. 903. Л. 15: 16.10.1932). Сталин не добивался казни Рютина. Rees, «Stalin as Leader, 1924–1937», 45. 14 декабря 1933 г. и Зиновьев, и Каменев были восстановлены в партии.