Как, опять все заново? «Снять Сталина!»
Центральная контрольная комиссия, во главе которой сейчас стоял сталинский подручный Ян Рудзутак, расценила эти пьяные разговоры как свидетельство существования «контрреволюционной группировки»[764]. Сталин прибавил к «заговору» опального правого уклониста Михаила Томского (директора государственного издательства) и 27 ноября провел совместную сессию Политбюро и президиума Контрольной комиссии. «Эти люди, — бушевал цепной пес Емельян Ярославский, — такие же, как группа Рютина, только в другом виде». Впрочем, к тому моменту правление Сталина довело страну до всеобщего кризиса, и даже некоторые архилоялисты уклонялись от решительного осуждения своих невоздержанных на язык товарищей. Куйбышев называл Смирнова его прозвищем (Фома) и вспоминал об их давней дружбе, восходившей еще к временам нарымской ссылки. (В той же ссылке был и Сталин, столовавшийся тогда у Смирнова.) Попавший в неловкое положение Микоян, который прежде был начальником Эйсмонта, почти ничего не говорил (выступив лишь под самый конец)[765].
Снова поползли слухи о том, что Сталин устно просил об отставке и что после неловкой паузы Молотов выступил с заверениями, что партия ему доверяет[766]. Как бы то ни было, Сталину пришлось выступать в защиту своей политики[767]. Он проворчал, что заговорщики изображали дело так, «что виноват во всем Сталин», и предупредил, что у страны есть две возможности: либо стать жертвой империалистов, подобно Китаю, либо социалистической промышленной державой, способной защищаться. «На самом деле они ведут борьбу не со Сталиным, а с партией, — сказал он в заключение. — Сталина можно „убрать“… но партию „не уберешь“, она останется при всех условиях»[768].
Эйсмонта и Толмачева исключили из партии, а Смирнова — из ЦК, хотя никто из них не был арестован[769]. Сталин велел разослать стенограмму заседания по партийным организациям. Он послал еще одну грубую телеграмму (под которой подписался также Молотов), на этот раз — уральским функционерам (07.12.1932), объявляя «неубедительной» их попытку оправдаться по поводу невыполнения совхозами плана хлебозаготовок. «Областное руководство не может уйти от ответственности, — говорилось в телеграмме, требовавшей назвать фамилии директоров совхозов. — Директорам объявите, что партбилет не спасет их от ареста, что враг с партбилетом заслуживает большего наказания, чем враг без партбилета»[770].
Обострение классовой борьбы
12 декабря 1932 года Советский Союз восстановил дипломатические отношения с правительством Чан Кайши в Нанкине. На следующий день Япония с запозданием отвергла советское предложение о заключении пакта о ненападении, направив соответствующую ноту советскому послу Александру Трояновскому[771]. Японцы допустили утечку переписки в искаженном виде; советская печать опубликовала оригиналы посланий, имея целью продемонстрировать агрессивный курс Японии[772]. Между тем Сталин решил расширить масштабы партийной чистки, устроенной на Северном Кавказе: 11 декабря в «Правде» появилась резолюция за подписью ЦК о проведении в 1933 году партийной чистки во многих регионах[773]. Его настрой отразился в приветствии советской тайной полиции по случаю 15-й годовщины ее основания, 20 декабря — в тот же день оно было напечатано в «Правде»: «Желаю им успеха в сложном деле искоренения врагов диктатуры пролетариата!»[774]
Кроме того, Сталин нашел время, чтобы опровергнуть слова Томаса Кэмпбелла, специалиста по сельскому хозяйству из Монтаны, несколько лет назад побывавшего у него на приеме, а теперь издавшего книгу о пережитом и о встрече со Сталиным («…проницательные черные глаза, неотрывно глядящие на тебя, даже при разговоре с помощью переводчика»). В целом она была выдержана в сочувственном тоне, но Кэмпбелл затронул щекотливую тему подрывной работы Коминтерна, написав, что Сталин «без всяких колебаний и с обезоруживающей откровенностью признал, что при Троцком была сделана попытка распространить коммунизм по всему миру. По его словам, это была главная причина его разрыва с Троцким… Он объяснил, что у них не было ни времени, ни денег для попытки коммунизировать весь мир, даже если бы они хотели это сделать». В опубликованном опровержении (23.12.1932) Сталин отрицал, что они говорили о Троцком, и отмечал, что Кэмпбелл в своей книге упоминает о стенограмме их разговора, но не приводит ее. Такая стенограмма (или то, что выдавалось за нее) прилагалась к опровержению; в ней Сталин упирал на необходимость дипломатического признания СССР для нормализации торговых отношений, а Кэмпбелл упоминал о том, что перед отъездом в СССР он встречался с только что избранным президентом Гербертом Гувером и обещал пересказать ему свой разговор со Сталиным[775].
764
Автором доноса Сталину, сочиненного 19 ноября, был Максимильен Савельев, утверждавший, что узнал об этой встрече от другого человека (И. В. Никольского), коллеги Эйсмонта. Савельев и Никольский вместе сочинили второе письмо Сталину (от 22.11), в котором приводились новые подробности. По их словам, пьяный Эйсмонт говорил: «Что же поделать! Или товарищ Сталин, или крестьянские восстания». Как утверждал осведомитель, «Смирнов говорил, что одна речь товарища Сталина на съезде аграрников-марксистов в несколько дней свела на нет результаты его (Смирнова) трехлетней работы по восстановлению стада». Козлов.
765
Микоян, как и Киров, наряду с прочими получив возможность отредактировать текст своего выступления, вставил в стенограмму более резкие слова осуждения. Wynn, «‘Right Opposition,’» 97–117. В то же время Сталин вычеркнул свои реплики, которыми он перебивал Смирнова. Атмосфера кризиса была удачно передана в эмигрантской печати:
766
Serge,
767
В качестве доказательства своих успехов он сослался на многочисленные пакты о ненападении, утверждая, что капиталисты не заключают такие пакты со слабыми, и снова обвинил в продовольственных трудностях саботажников-кулаков, их безмолвных сторонников из числа середняков и мягкотелых (если не сказать хуже) сельских партийных функционеров. РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1116. Л. 141–142. См. также: Davies and Harris,
768
Сталин потребовал ответить «сокрушительным ударом» на происки всякой внутренней оппозиции. Ватлин.
769
Эти исключения утвердил пленум Центрального Комитета (январь 1933), также вынесший выговор Томскому, Рыкову и В. В. Шмидту (товарищу Рыкова) за пособничество антипартийной деятельности.
770
Koenker et al.,
771
Haslam,
773
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 910. Л. 2. На этот раз режим дополнительно затянул гайки, учредив политотделы на машинно-тракторных станциях и в колхозах. Об их создании было объявлено на январском пленуме, на котором Сталин возложил вину за необходимость в жесткой линии на слабую работу местных партийных комитетов. Зеленин.
774
В тот же день Сталин принял Ягоду и Прокофьева из ОГПУ.
775
Campbell,