«Маленький коренастый австриец с вялым рукопожатием, бегающими карими глазками и усиками Чарли Чаплина — так Гитлер описывался в самой массовой ежедневной газете мира, лондонской Daily Herald. — Способен ли этот человек встать во главе великой нации?»[801]
Нацисты пребывали в возбуждении. «Гитлер — рейхсканцлер! — восторгался Йозеф Геббельс. — Прямо как в сказке!»[802] Геббельс устроил факельное шествие по Берлину, имитируя захват власти, несмотря на то что Гитлер пришел к власти законным путем (так же, как в Италии Муссолини)[803]. Впрочем, успех пришел не из пустоты. К 1929 году у нацистов по всей стране имелось 3400 партийных организаций, проводивших бесчисленные митинги и концерты, воздвигавших рождественские елки и майские шесты, прославлявших местных героев. Они апеллировали к страхам и предрассудкам немецкого народа, но в то же время — и к его чаяниям и интересам, обещая посчитаться с недавним позорным прошлым и принести стране национальное единство и возрождение[804]. Отряды нацистских штурмовиков, известные как СА, затевали уличные схватки с социал-демократами и коммунистами (которые были на ножах и друг с другом). Вожди нацистов поощряли насилие и беззаконие так же, как поступали и большевики на пути к власти, однако нацисты возлагали вину за подстрекательство к хаосу на коммунистов и требовали навести порядок[805]. Организованная оппозиция нацистам либо действовала нерешительно, либо пребывала в раздрае[806]. Рейхсвер был поглощен процессом перевооружения[807].
Существовала политическая сила, способная дать отпор нацистским штурмовикам на улицах, — коммунисты, но они активно вели линию на подрыв веймарской демократии, даже понимая, что тем самым играют на руку нацистам. Посредством Коминтерна Сталин требовал борьбы не на жизнь, а на смерть, но — с социал-демократами. «Социал-демократическому лесу не скрыться за нацистским деревом», — предупреждал вожак немецких коммунистов Эрнст Тельман[808]. Вся катастрофичность коминтерновской политики «социал-фашизма» стала очевидной на ноябрьских выборах 1932 года, когда немецкие коммунисты набрали почти шесть миллионов голосов, а социал-демократы — более семи миллионов, в то время как за нацистов было отдано 11,7 миллиона голосов. На единственных свободных и честных выборах в июле 1932 года нацисты получали больше голосов, чем коммунисты и социал-демократы вместе взятые[809].
Многие коммунисты считали нацизм, который они называли «фашизмом», последним этапом кризиса «монополистического капитализма», и, соответственно, потрясения Германии в конечном счете должны были способствовать успеху их дела, а это означало, что они должны были быть готовы взять верх над своими соперниками в левом стане[810]. Некоторые коммунисты даже приветствовали приход нацистов к власти, но только не Сталин[811]. Все же он, похоже, недооценивал Гитлера, как недооценивали его многие (хотя и не все) современники. Исходя из классового анализа, он видел в Гитлере и нацизме порождение финансового капитала и полагал, что определять политику государства и впредь будут германские милитаристы. Секретное советско-германское военное сотрудничество сворачивалось[812]. Но Сталин надеялся на его возобновление[813]. Вернер фон Бломберг, сыгравший известную роль в назначении Гитлера канцлером и оставшийся при нем военным министром, дал понять советскому посольству, что «об изменении советско-германских отношений не может быть и речи ни при каких условиях»[814]. Тем не менее привлекательность нацизма для немецких рабочих была очевидной, а его мощный идеологический радикализм метил в Советский Союз[815].
803
Hoffmann,
806
Центристская партия и Баварская народная партия подумывали о том, чтобы сформировать коалиционное правительство с нацистами, в то время как социал-демократы, единственная партия, последовательно и недвусмысленно защищавшая веймарскую демократию, сохраняла зацикленность на букве закона, несмотря на то что стала жертвой внеконституционных махинаций. Социал-демократы выступали против популярных мер по созданию рабочих мест вроде общественных работ, называя их демагогией, в то время как нацисты, наоборот, решительно поддерживали такие меры. Gates, «German Socialism».
808
Winkler,
809
Тельман писал в Коминтерн (27.01.1933), что ноябрьские выборы 1932 г. продемонстрировали кризис в рядах нацистов и что часть «мелкой буржуазии» переходит в антифашистский лагерь, присоединяясь к трудящимся массам. (Вскоре после этого Тельман, регулярно называвший нацизм и социал-демократию «близнецами», был арестован нацистами. Он провел 11 лет в одиночном заключении, а затем был казнен в Бухенвальде.) Шириня.
811
В документе, составленном в ноябре 1933 г. и оглашенном на очередном расширенном пленуме Коминтерна, чего не могло произойти без одобрения Сталина, фашизм определялся как «открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала». Шириня.
812
813
Случ.
814
Случ.
815
Геббельс убедил Гитлера объявить 1 мая 1933 г. оплачиваемым выходным («Германия чтит труд»). В этот день по всей столице прошли шествия рабочих, направлявшихся со своих заводов на плац-парад в Темпельхофе, над ними строем пролетали самолеты, а из репродукторов лились песни о шахтерах, крестьянах и солдатах. Вечером Гитлер выступил с обращением к рабочим, назвав их патриотами, от которых зависит индустриальная мощь Германии. «Величайшая демонстрация в истории», — отмечалось в левой газете